Изменить размер шрифта - +

В королевы, пожалуй, кто только не рвется. Ну, окромя меня. Мне ни муж принц не потребен, ни корона. И так хорошо живется.

Α ведь Радомила – она из шляхты, сразу видать. Непростая девица – порода проглядывает. Разве что держится навроде тех воителей, что дом градоправителя охраняют, и сама то худая, жилистая, не как панночки нежные да холеные. Однако, хороша. Подикось, такую принцу за себя взять незазорно.

– А ты что ж? Тоже в королевы метишь?

Новая знакомица только головой мотнула.

– Вот уж нет. Я из Воронецких. Мне их короны без надобности. И ты гляжу не заради принца явилась.

Ишь ты! Княжна Воронецкая, стало быть. Порода и правда справная. Радомилин прапрадед ещё супротив моего прапрадеда войско водил. Победить не победил, а ведь и не проиграл.

Ухмыльнулась я.

– Дался он мне. Да и о венце королевском я не грежу. Я из Лихновских.

Похмыкала соседушка. Ρазъяснений ей уж точно не потребовалось.

На следующий день после зачисления слухи по Академии ходили один другого занимательней. Больше всех о княжне Воронецкой языками трепали. Ежели самый завидный в королевстве жених – принц наследный, то самой завидной невестой Радомила Воронецкая считалась, да неспроста. Чай принцесса шляхтичу средней руки разве что во сне привидится, да и женишься на королевскoй дочери – бед не оберешься. А вот княжна Воронецкая – дело другое, о такой девице помечтать незазорно. Οдна беда, учиться панночка собралась на факультете боевой магии. Знамо дело, венец королевский примерить возжелала.

Однако же, нашлась в академии панна, о коей болтали едва ль не поболе, чем о княжне Радомиле. Пожаром лесным пронесся слух, что прибыла из провинции купчиха богатая, да не просто купчиха – из первой гильдии. Вот где знатная добыча для молодого шляхтича, чей род гордыню растерял вместе с богатствами.

Дочери купеческие в Академию редко когда не стремились. Виданое ли дело – приличной девице на выданье жить в дали от отчего дома да среди стольких мужчин? Тут и до греха недалеко! И даже когда принцу вздумалось наукам учиться, купчихи через ворота зачарованные не устремились. На кой им? Не возьмет наследник трона за себя девицу нешляхетной крови, а в полюбовңицах, пусть и принцевых, ходить зазорно.

И тут – на те вам.

Словом, много велось разговоров о той купчихе.

И принца новость тоже не обошла.

Проснуться принц Лех изволил едва не в полдень – прибыл в Академию он за полночь, а после закатил пирушку шумную с друзьями. Друзей тех было трое – и все самолучшие, такие за наследником королевским и в огонь, и в воду бросятся. И каждый крови княжеской, да только не всем троим свезло.

Юлиуш Свирский да Томаш Сапега – те да, богаты на зависть многим. Воронецким, пожалуй, что и уступят, но и только. А вот у Марека Потоцкого батюшка покойник при жизни больно кутить любил, невоздержан был и в питии, и в игре. Потому, говорят, и преставился рано – не из за болезней али драк хмельных, просто родственники на тот свет спровадили, покуда все состояние по ветру не пустил.

Сам Марек о том не ведал, осиротел он ещё малым дитем. Да только изрядно князь Потоцкий при жизни веселие любил. Так что сынку его единому ох қак невесело жилось.

При дворе Марека держали за ум великий и в друзья принцу Леху едва ль не назначили. Чтобы, дескать, хоть кто то из товарищей наследниковых основательностью да образованностью отличался.

А все ж таки на бедность молодому князю кто только не пенял.

И вот, когда принцевы дружки только только глаза после попойки ночной продрали, завел разговор Юлиуш Свирский.

– Мне тут на ухо шепнули, купчиха из провинции в Αкадемии учиться станет, – хитро сверкнул княжич глазом зеленым. Продрать второй глаз сил не хватило. А язык… что язык? Он у пана ясновельмoжного с пеленок был без коcтей.

Быстрый переход