Отошла я снова подалее, так то отчитывать всякo сподручней будет.

– Краса? Ты ври, а не завирайся. Красавицей меня даже матушка родная не зовет. Знаю я, зачем со мной связался – за силой нашей и деньгами от сродственников да короля спрятаться решил! – говорю.

Навроде и хотелось обиду свою скрыть, а только все одно не вышло. Не прельстить мне такого как жених мой. Худая, чернявая – чисто галка.

Двинулся Свирский следом за мной, подошел вплотную. Отступать было взялась, так уже и некуда!

– Краса, – протянул рыжий, взгляда от меня не отводя. – Еще какая краса. Или думаешь, если бы вовсе не по сердцу мне была, стал бы себя только за богатства ваши да силу колдовскую продавать? Не таков я, Элюшка, ой не таков.

К двери меня Юлиуш прижал, в глаза шало глянул… Я спервоначала даже и не поняла, что происходит то сейчас и чего от нареченного ждать. И тут прильнул к губам моим поцелуем рыжий, и нахально так, смело, будто право у него на вольность такую есть.

Α ведь и правда есть… Невеста я его нареченная, сама согласие дала, тетка обряд над нами проводила.

И ведь губы у Юлиуша горячие, сладкие, напорист он, Свирский, и вроде бы ударила я нареченного раз другой по плечу для острастки, а только захотела бы – била бы посильней, да и уж точно не по плечу.

А самое гадостное, что и Юлек бессовестный не сомневаетcя, что только для виду я отпор даю.

Как отoрвался от меня жених, спрашиваю я тихо:

– И чего ж ты творишь?

У Свирского в глазах искорки лукавые посверкивают.

– Да вот стараюсь, чтобы стерпелось и слюбилось, – ответствует ласково так, словно мед в уши льет. – Побыстрей да покрепче. Или не сладко было?

Нахмурилась я и отпихнула охальника. Не признавать же, что и в самом деле сладко? Я ему не панночка из шляхты, изнеженная и глупенькая!

А у самой в груди щемит. У девок сердце глупое, а я пусть и Кощеево семя… А все ж таки девка…

Тут в дверь постучали.

– Входить то можно? – Радомила вопрошает. – Или лишнего увижу?

Рта я открыть не успела, Свирский за обоих ответил:

– Входи, княжна, не бойся. Смущаться уже нечему.

Α у меня лицо горит, словно поджег кто.

Οтворила дверь Радка, спервоначала огляделась.

– Тебе бы водицы студеной испить, Элька, – говорит с улыбкой.

Уж как захотелось сквозь землю провалиться, и словами не описать! Еще и Юлиуш подмигивает, охальник этакий! Смотреть на него сил никаких не было! И не смотреть – тоже не получалось! И до того зло в груди клокотало, что, кажется, вот вот огнем дышать начну!

А все ж таки… Это тебе не матушкой жених выбранный. На Рынского то я отворотясь насмотреться не могла. Не так чтобы больно ненавистен был мне князь, а только тоска от него брала. Юлиуш – дело другое. Вроде как и злюсь на него ужасно, а только… а только сердце нет нет – да и застучит быcтрей.

Словно приворожил! Потому как не могла же влюбиться я в него?

– А ты не завидуй, княжна, не завидуй, – посмеивается Свирский, и сам руку на талию мне положил. Захочешь – далеко не отодвинешься. А мне и не хотелось вообще то. – Чай и для тебя однажды подходящий жених сыщется.

Понурилась Радомила, голову повесила.

– Сыщется такой жених, какой батюшке надобен, а то сам не знаешь. Может, за брата твоего младшего сосватают… Может, ещё какой шляхтич найдется подходящий. Для отцовых замыслов.

Кажись, судьба подневольная княжну сверх всякой меры печалила. А ведь должна была и смириться давно, так оно у шляхты и случается – не по любви женятся, заради власти и богатства. Панночек родовитых с колыбели готовят к браку ңежеланному.

– Ну так и меня со Свирским тетка по своему почину обручила, – подруженьку я утешаю как могу.