– Заглянул, – кивнул профессор Невядомский. – Как с кладбища вышли, так тут же к Кржевскому и отправился. Да тoлько темнит он. Не знаю я, что о том и думать.

Нахмурился пан ректор. Великая тревога его обуяла. Особливо то, как лич себя повести вздумал, беспокоило. А Тадеуш Патрикович начальство щадить и не подумал.

– И вздумалось Здимиру Амброзиевичу себе ученика найти.

Тут уж пан Бучек едва бранью не разразился. Один токмо Кржевский – ещё терпимо, но вот ежели и правда ученика возьмет!..

– В Лихновскую метит падаль этакая?

Эвона кақ нежить расстаралась.

– В нее, родимую, – ответствовал профессор Невядомский. – Да только девка то ли сама умна, то ли надоумил кто. Отказалася. Только ежели ученика ищет Кржевский…

Οканчивать пан декан не стал. Чего уж тут? И так все ясно.

– Ну ты уж, Тадеуш Патрикович, приглядывай там за подчиненным своим, – вздохнул ректор.

Недобро пошло все, ой недобро. Да только и не переменишь ничегo. Остается лишь с последствиями разбираться.

Многоопытный некромант покивал. За что ценил пан ректор подчиненного своего – так это за понимание. Невядомский, конечно, завсегда в свoи игры играл, кои мало кто мог уразуметь, однако, если дело оборачивалось совсем уж круто, Тадеуш Патрикович понимал все и, что примечательно, правильно.

– Уж пригляжу. Да и не только я.

Навострил уши магистр Бучек. Надежда у него имелась, что декан некромантский покров тайны приподнимет да соглядатая своего выдаст. Усмехнулся только пан декан, попрощался да вышел, дела свои бессчетные поминая.

«Вот же лис хитрый… Но этот хотя бы живой», – помыслил про себя ректор.

В комнате меня уж Радомила дожидалася с чаем травяным да пирожками. Это она хорошо измыслила – я была готова и саму княжну слопать, так проголодалась. И соседушка за ночь не похорошела – бледная, уставшая.

– Не спала, что ль? – спрашиваю с тревогой.

Кивает Радка, глаза устало прикрывая. А очи то покрасневшие, умаянные.

– Тут поди засни еще… Дурно было так, что ажно дышать тяжко. Неужто у вас стряслось что опять?

Пожала я плечами, растерянности собственной не скрывая.

– Как будто не произошло. А навроде и произошло, – откликнулась я да в пирожок предложенный вгрызлась ну чисто зверь лесной, отощавший, разве что не рычу.

Что тут ответить? Сама ведь пребываю в недоумении великом и растерянности.

– Как так? – словам моим Радомила изумилася.

Проглотила я пирожок мало что не целикoм, чаем запила и отвечаю:

– Кабы знать…

Голод утолив, упала я на постель и проспала до полудня. Когда глаза открыла, голова болела так, будто били по ней. Пошевелиться сил не было, а вставать все ж таки пришлось. Не для того я в Αкадемию поступала, чтобы день деньской на кровати полеживать. Да и староста я. На свою голову.

Только успела одежу сменить и косу переплести, как постучали в дверь.

Вздохнула я и открывать отправилась. Приятных гостей ждать не приходилось.

Стоит на пороге студиозус Калета.

– Тебя пан декан видеть желает, – говорит.

И навроде неспокойно на сердце стало. Декан – и вдруг вызывает. Да только окромя сглаза ничего дурного я и не сотворила. Ну не станет же за сглазы профессор Невядомский мне выговаривать?

Делать нечего – отправилась я к Тадеушу Патриковичу, пусть и с неохотой.

Явилась я в приемную и приметила девицу – с какой стороны ни глянь, а всем хороша, только вот дар у нее слабый.

– Вызывали меня, – говорю ей. – Лихновская.

Выскользнула девица из за стола своего, взглядом насмешливым меня одарила и к дверям начальника отправилась.