- И погубишь их. И над ними тоже поставят крест.

- Над ними я бы креста не ставил.

- Но погубить готов. - Она тыльной стороной ладони стерла слезы со щек. - Это необходимо, Жора?

- Да.

- Для чего, для чего?!

- Для того, чтобы ты больше не плакала.

- Демагогия это все, Жора, - устало сказала Ксения. Но, - она улыбнулась, - успокаивает.

- Для успокоения надо водку пить, а мы кофе пьем, от которого нервы врастопырку. Выпьем водки, Ксюшка?

- А у тебя есть?

- У меня все есть.

Водки у него не было, а были бутылка виски и бутылка джина, которые и извлек из своей не новой, но чрезвычайно фирменной сумки.

- Для телеоператора припасены, - оправдывался Сырцов перед Ксенией, удивленно воззрившейся на целый бар.- Но, я думаю, ему бутылки "Джонни Уокер" будет достаточно, как ты полагаешь?

Ксения кивнула. За отсутствием тоника разбавили джин кипяченой водой и выпили. Первую - так, без чувства. После второй Ксения, расслабленно прикрыв глаза, призналась:

- И впрямь полегчало.

- То ли еще будет! - пообещал Сырцов, разливая по третьей. Но женщина есть женщина: она всегда относится к спиртным напиткам крайне настороженно. Ксения предупредила:

- По последней, Жора. У нас еще дела.

- Что я - не понимаю? - покорно согласился с ней Сырцов и все же не сдержался: - Но ведь как хорошо, Ксюшка! Как говорится, три дня не ел, а выпить так хочется!

- Жор, ты уже выпил, - Ксения явно пришла в себя, - может, пообедаем? Раз ты три дня не ел.

- Допьем и пообедаем, - пьяно пообещал он. - А потом неуловимого оператора ловить будем.

* * *

Оператора они поймали к вечеру и без стеснения напросились в гости. Он и не сопротивлялся, так как наиболее интересные материалы, отснятые им, не особо доверяя студийному архиву, хранил у себя дома. Звали оператора Теодором, чему Ксения и Сырцов крайне удивились: последние лет сорок российские родители так своих детей и не думали называть. Что же, за пятьдесят ему, выходит? По голосу в трубке этого понять было нельзя.

Дверь им открыл двадцатипятилетний молодец в джинсовой безрукавке. Он гостеприимно улыбнулся и представился:

- Теодор, а вы - Ксения и Георгий.

- Так точно, - подтвердил Сырцов. - Здравствуйте, Теодор.

Они вошли. Ксения с простительной для хорошенькой девушки очаровательной улыбкой живо и весело поинтересовалась:

- Теодор - это по-русски, по сути дела, Федор. Почему все-таки Теодор? Почему не Федор?

Теодор охотно объяснил:

- Меня с детства все зовут односложно - Тэд. А представьте себе производное от Федора, Ксения! Фэд! Не человек - фотоаппарат! Или, можете себе представить, аббревиатура имени и фамилии первого председателя ВЧК Феликса Эдмундовича Дзержинского!

- Получила, Ксюшка? - попытался остановить ее Сырцов. Но Ксения не сдавалась:

- А если серьезно, Теодор?

- Тэд, - поправил он. - А если серьезно, то мой отец - страстный поклонник американской литературы. Особенно Драйзера. От него и Теодор. - И спохватившись, что держит гостей в дверях, заторопился: - Да заходите же, заходите!

Квартира была жилищем безнадежного и принципиального холостяка. Когда-то двухкомнатная, она в результате современного ремонта лишилась стен и превратилась в некое открытое помещение, смахивающее и на парк съемочной аппаратуры, и на рабочий просмотровый зал, и на склад утильсырья. Все открыто, все на виду. Только санузел стыдливо спрятался за жидкой стеночкой.

Грубо сколоченный из толстых досок стол без скатерти был накрыт в ожидании гостей с богемной простотой. Бутылка "Абсолюта", крупно порезанная селедка, сладкий маринованный перец, нестерпимо острый зеленый, фаршированные баклажаны, соленая капуста кочаном и, наконец, вызывающе большая миска с дымящейся белоснежной картошкой.