– Ну, да, – пробормотал немец. По-видимому, он имел дело с сумасшедшим: за эти годы многие повредились умом. Либо – второй вариант – с инкогнито, специально присланным из самого центра чем-то вроде большевистского комиссара: с волостным начальством у Маркса были налажены понятные и надежные отношения, они шпионить не стали бы. Так или иначе, но появление этого нежданного американца сулило ему еще одну головную боль.

Если бы Нина получила письмо мужа с цитатой из Гете вовремя, то скорее не успокоилась, а взволновалась бы. Но Иозеф обогнал медленную почту – он сам явился в Харьков за посевными семенами пшеницы, которых у колонистов не было и достать было негде. Одними же овцами прожить община не могла – обменять шерсть на хлеб было не у кого и не на что. Не говоря уж о том, что жить община стремилась натуральным хозяйством, вступая в торговые – точнее, обменные – отношения с окрестными крестьянами и местными хуторянами лишь в случае острой нужды.

Иозеф воспользовался все той же старой бумагой Раковского, чудом у него сохранившейся. Самого Христо на Украине давно не было: он, побыв послом в Англии, был тогда полпредом в Париже. Но подписанный им мандат продолжал работать, и семена Иозеф достал (17). И в целости доставил все три мешка – впрочем, с ним были посланы еще двое колонистов…

Этот его подвиг высоко оценили оголодавшие штундисты, и Фридриху Марксу пришлось считаться с тотчас завоеванным в общине авторитетом Иозефа. Ему предложено было даже место кассира, держателя общинных денег, но тот сказал: я Иозеф, а не Иуда. Евангелие штундисты знали, и его поняли (18).

Иозеф пробыл с Ниной только три дня, но успел развлечь жену, пригласив ее в синема.

Сам Иозеф терпеть не мог кино. В Америке в его годы показывали по вечерам прямо под открытым небом на вывешенных простынях жуткие комедии. Американцы хохотали, держась за бока. Что ж, надо было обладать воистину англо-саксонским чувством юмора, чтобы хоть улыбнуться от всех этих тумаков и пинков под зад.

Однако советская лента показалась ему забавной. Прежде всего тем, что была вполне близка ему по теме. В картине речь шла о том, как в начале двадцатых некий деятель общества молодых христиан, возможно, подразумевались мормонские миссионеры, по говорящей фамилии Вэст прибывает в Москву. С неясными целями и намерениями. Дальше дело крутится вокруг его чемодана, который украли у недотепы беспризорники. В дело вмешивается народная милиция. В финале некий милицейский чин показывает американскому идиоту обновленную революционным строительством Москву…

Когда они выходили из зала, Иозеф вдруг засмеялся. Нина встревоженно тронула его за руку.

– Знаешь, – сказал Иозеф, – я подумал, уж не про меня ли эта фильма?

Впрочем, поход в кино оказался познавателен. Нина рассказала мужу про фабрику Ханжонкова, восхищалась Иваном Мозжухиным с его безумными белыми глазами и настаивала на приоритете в Европе русского кино: до того Иозеф по своей иностранной наивности полагал, что во всей этой гадости повинны одни французы. Ну, и американский англичанин еврей Чаплин, сделавшийся чуть не коммунистом – и все из одной голливудской моды. Это опасное фрондерство принесло ему популярность в Европе, где и без него было кому куражиться на экране и раздавать подзатыльники…

Поездка в Харьков оказалась плодотворна и еще в одном отношении. По возвращении в коммуну через какое-то время Иозеф узнал радостную весть: у Нины, кажется, опять должен был быть ребенок.

Все это Маркс говорил на всякий случай: он еще не разобрался, какой веры потребует от него комиссар: партийной или православной.

– Можно садиться? – начал он и сел на табурет.

– Я вас слушаю.

– Несчастья начались, как я схоронил два года назад жену от холеры.