Мне только семнадцать лет, и сестра пригласила
меня пожить у нее, чтобы посмотреть Францию и пополнить свое образование.
Я уже не застал ее в Париже и, узнав, что она следует за этой армией,
приехал сюда. Я повсюду ее искал и не мог найти. Солдатам показался
подозрительным мой выговор, и меня арестовали. У меня были тогда деньги, я
дал денег жандарму, а он вынес мне чужую подорожную, мундир и сказал:
"Удирай! Только поклянись, что никогда не произнесешь моей фамилии".
- А как его фамилия-то? - спросила маркитантка.
- Я же дал слово! - сказал Фабрицио.
- Он прав, - подтвердил капрал. - Жандарм, конечно, прохвост. Но
приятель наш не должен называть его. А как фамилия капитана, мужа вашей
сестры? Если мы будем знать фамилию, можно разыскать его.
- Телье, капитан четвертого гусарского полка, - ответил наш герой.
- Так, значит, вас подвел иностранный выговор? - с некоторым лукавством
спросил капрал. - Солдаты за шпиона вас приняли?
- Ну да! Подумайте, какая гнусность! - воскликнул Фабрицио, сверкая
глазами. - Это я-то шпион! Когда я так люблю императора и французов! Мне
нестерпимо такое оскорбление!
- Ошибаетесь! Никакого тут оскорбления нет. Ничего удивительного, что
солдат взяло сомнение, - строгим тоном возразил капрал.
И он весьма наставительно объяснил, что в армии каждый должен состоять
в какой-нибудь воинской части и носить ее мундир, а иначе тебя
_натурально_ примут за шпиона. Неприятель подсылает множество шпионов, - в
этой войне кругом предатели. Пелена спала с глаз Фабрицио. В первый раз он
понял, что сам виноват во всем, что случилось с ним за последние два
месяца.
- Погоди ты, пускай он нам все хорошенько расскажет, - перебила капрала
маркитантка, у которой разгорелось любопытство.
Фабрицио покорился. Когда он кончил свой рассказ, маркитантка сказала
капралу с серьезным видом:
- По правде говоря, он еще мальчик и никакой не военный. А нам теперь
плохо придется в этой войне, после того как нас разбили и предали. Оставит
он тут свои кости. А зачем? Во славу божью, что ли?
- Да он и ружья-то солдатского зарядить не умеет, - добавил капрал, -
ни в двенадцать темпов, ни вольно. Ведь это я ему сам шомполом пулю забил,
которой он пруссака ухлопал.
- Да еще он всякому встречному и поперечному деньги свои показывает, -
добавила маркитантка. - Как только нас с ним не будет, его дочиста оберут.
- Какой-нибудь вахмистр, - добавил капрал, - затащит его к себе в
эскадрон, чтобы на его счет винцом угощаться, а может, еще и неприятель
его переманит, - ведь нынче кругом изменники. Первый попавшийся прикажет
ему идти за собой, он и пойдет. Лучше всего ему поступить в наш полк.
- Нет, уж, пожалуйста, капрал, - живо возразил Фабрицио. - На лошади
гораздо удобнее, чем пешком. И к тому же я не умею заряжать ружье, а вы
сами видели, что с лошадью я хорошо справляюсь.
Фабрицио очень гордился этой маленькой речью.
Мы не станем пересказывать читателю долгие прения между капралом и
маркитанткой относительно дальнейшей судьбы нашего героя. |