Изменить размер шрифта - +
Мне только семнадцать лет, и  сестра  пригласила
меня пожить у нее, чтобы посмотреть Францию и пополнить свое  образование.
Я уже не застал ее в Париже и, узнав, что  она  следует  за  этой  армией,
приехал сюда. Я повсюду ее  искал  и  не  мог  найти.  Солдатам  показался
подозрительным мой выговор, и меня арестовали. У меня были тогда деньги, я
дал денег жандарму, а он вынес мне  чужую  подорожную,  мундир  и  сказал:
"Удирай! Только поклянись, что никогда не произнесешь моей фамилии".
   - А как его фамилия-то? - спросила маркитантка.
   - Я же дал слово! - сказал Фабрицио.
   - Он прав, -  подтвердил  капрал.  -  Жандарм,  конечно,  прохвост.  Но
приятель наш не должен называть его. А как фамилия  капитана,  мужа  вашей
сестры? Если мы будем знать фамилию, можно разыскать его.
   - Телье, капитан четвертого гусарского полка, - ответил наш герой.
   - Так, значит, вас подвел иностранный выговор? - с некоторым лукавством
спросил капрал. - Солдаты за шпиона вас приняли?
   - Ну да! Подумайте, какая гнусность!  -  воскликнул  Фабрицио,  сверкая
глазами. - Это я-то шпион! Когда я так люблю императора и  французов!  Мне
нестерпимо такое оскорбление!
   - Ошибаетесь! Никакого тут оскорбления нет. Ничего  удивительного,  что
солдат взяло сомнение, - строгим тоном возразил капрал.
   И он весьма наставительно объяснил, что в армии каждый должен  состоять
в  какой-нибудь  воинской  части  и  носить  ее  мундир,  а   иначе   тебя
_натурально_ примут за шпиона. Неприятель подсылает множество шпионов, - в
этой войне кругом предатели. Пелена спала с глаз Фабрицио. В первый раз он
понял, что сам виноват во всем, что  случилось  с  ним  за  последние  два
месяца.
   - Погоди ты, пускай он нам все хорошенько расскажет, - перебила капрала
маркитантка, у которой разгорелось любопытство.
   Фабрицио покорился. Когда он кончил свой рассказ,  маркитантка  сказала
капралу с серьезным видом:
   - По правде говоря, он еще мальчик и никакой не военный. А  нам  теперь
плохо придется в этой войне, после того как нас разбили и предали. Оставит
он тут свои кости. А зачем? Во славу божью, что ли?
   - Да он и ружья-то солдатского зарядить не умеет, - добавил  капрал,  -
ни в двенадцать темпов, ни вольно. Ведь это я ему сам шомполом пулю забил,
которой он пруссака ухлопал.
   - Да еще он всякому встречному и поперечному деньги свои показывает,  -
добавила маркитантка. - Как только нас с ним не будет, его дочиста оберут.
   - Какой-нибудь вахмистр, - добавил капрал,  -  затащит  его  к  себе  в
эскадрон, чтобы на его счет винцом угощаться, а может,  еще  и  неприятель
его переманит, - ведь нынче кругом изменники. Первый  попавшийся  прикажет
ему идти за собой, он и пойдет. Лучше всего ему поступить в наш полк.
   - Нет, уж, пожалуйста, капрал, - живо возразил Фабрицио.  -  На  лошади
гораздо удобнее, чем пешком. И к тому же я не умею заряжать  ружье,  а  вы
сами видели, что с лошадью я хорошо справляюсь.
   Фабрицио очень гордился этой маленькой речью.
   Мы не станем пересказывать читателю  долгие  прения  между  капралом  и
маркитанткой  относительно  дальнейшей  судьбы  нашего   героя.
Быстрый переход