– Вы послали радиосообщение сразу после разговора со мной и полковником Лунцем. Возможно, Михаэль, вы превосходный радист, но не стоит выходить в эфир без няньки.

Зарина сказала:

– Между прочим, во время сеанса я находилась около брата.

– Значит, каждому из вас требуется по няньке, – откликнулся Петерсен. – Вы даже не попытались проверить, оборудованы ли ваши шикарные апартаменты подслушивающими устройствами.

– О Боже! – Михаэль посмотрел на сестру. – Подслушивающие устройства. Это вы их поставили? Как могли узнать, в каком отеле мы остановимся?

– Я не сказал, что номер был оснащен «жучками». Джордже стоял на балконе.

– Джордже?! – вскричал Михаэль. – Да. Вы говорили открытым текстом на языке, который, по словам Джордже, не похож ни на один европейский, – объяснил Петерсен. – В Каире, как вы сами сообщили, инструктором был американец. Американцы пребывают в счастливой уверенности, что язык «навахо» не поддается расшифровке.

– Разведка и шифр неразлучны, как... как... – Джордже подыскивал подходящее сравнение, – как брат и сестра, – он с улыбкой взглянул на Зарину и Михаэля. – Майор – специалист высочайшего класса и в том и в другом деле. Он великий знаток всевозможных кодов, разрабатывает наши шифры и взламывает шифры противника. Помните, вчера Петер сказал, что немцы пару раз вскрывали шифр четников? Этого не было. Он сам подсунул немцам информацию, чтобы посеять раздор между союзниками.

– А почему вы считаете, что немцы не смогут перехватить и расшифровать сообщение, переданное в Бихач? – спросил Харрисон. – Сообщение, которое раскрывает их планы?

– Невозможно, – коротко ответил Петерсен. – Перехват не даст ключа к расшифровке. Мои шифры знают лишь двое: я и тот, кто их принимает. Мы никогда не используем один и тот же шифр дважды.

– Превосходно, – сказал Харрисон, – но... Может, мой вопрос покажется глупым, старина... Но принесет ли переданная информация какую‑нибудь пользу? Когда немцы узнают о вашем похищении или исчезновении, сразу подумают что вы могли передать секретные инструкции партизанам. Если так, то они постараются изменить план наступления...

– А вы не подумали, Джимми, что я рассматривал такой вариант? За неполные два месяца, проведенных на Балканах, трудно понять менталитет югославов. Что вы знаете о византийской хитрости и изворотливости? О зависти и коварстве, соперничестве и своекорыстии? Между западным и восточным образом мышления лежит глубочайшая пропасть. Немцы даже предположить не, могут, что секретная информация попадет к партизанам. Судите сами. Во‑первых, кому известно, что я располагаю копией приказа генерала фон Лера? Полковник Михайлович уверен: есть только два экземпляра, и оба находятся у него. Он полагает, что я знаю о существовании лишь своего конверта. Во‑вторых, Метрович, хотя и назвал полковнику упомянутое мной в разговоре имя Киприано, могу поспорить, что командир четников никогда не слышал об этом итальянском майоре. Даже если предположить, что они знакомы, Михайловичу нечего сообщить итальянцу. Разве что десантники Мурдже свободно разгуливают по лагерю. Чему, кстати, Киприано вполне может поверить. Однако из‑за гордости полковник вообще никому не скажет об этом позорном факте. И, наконец, в‑третьих: лидер четников, руководствуясь принципами Макиавелли, не упустит возможности слегка насолить немцам. Чем большие потери они понесут в схватке с партизанами, тем быстрее уберутся их Югославии. В этой ситуации полковник будет единственным, кто упрочит свое положение. Допустим, немцы каким‑то образом все же узнают о том, что партизанам известны их планы. Что изменится? Времени на разработку другой операции не осталось.