|
Наконец дверь рассерженно крякнула, и старая, плотно не притворяющаяся плица пустила в коридор щель серого, унылого света -- па улице вторую неделю шел мелкий дождь, размывший снег в кашу, превративший в катушки улицы и переулки. На речке начался ледоход -- в декабре-то! Тупо и непрерывно ныла нога, жгло и сверлило плечо от недавней раны, долила усталость, тянуло в сон -- ночью не спалось, и опять он спасался пером и бумагой. "Неизлечимая это болезнь -- графоманство", -- усмехнулся Сошнин и, кажется, задремал, но тут встряхнуло тишину стуком в гулкую стену. -- Галя! -- с надменностью бросила в пространство Сыроквасова. -- Позови ко мне этого гения! Галя -- машинистка, бухгалтер да еще и секретарша. Сошнин осмотрелся: в коридоре больше никого не было, гений, стало быть, он. -- Эй! Где ты тут? -- ногой приоткрыв дверь, высунула Галя коротко стриженную голову в коридор. -- Иди. Зовут. Сошнин передернул плечами, поправил на шее новый атласный галстук, пригладил набок ладонью волосы. В минуты волнения он всегда гладил себя по волосам -- маленького его много и часто гладили соседки и тетя Лина, вот и приучился оглаживаться. -- "Спокойно! Спокойно!" -- приказал себе Сошнин и, воспитанно кашлянув, спросил: -- Можно к вам? -- Наметанным глазом бывшего оперативника он сразу все в кабинете Сыроквасовой охватил: старинная точеная этажерка в углу; надетая на точеную деревянную пику, горбато висела мокрая, всем в городе примелькавшаяся рыжая шуба. У шубы не было вешалки. За шубой, на струганом, но некрашеном стеллаже расставлена литературная продукция объединенного издательства. На переднем плане красовались несколько совсем недурно оформленных рекламно-подарочных книг в ледериновых переплетах. -- Раздевайтесь, -- кивнула Сыроквасова на старый желтый шкаф из толстого теса. -- Там вешалок нет, вбиты гвозди. Садитесь, -- указала она на стул напротив себя. И когда Сошнин снял плащ, Октябрина Перфильевна с раздражением бросила перед собой папку, вынув ее чуть ли не из-под подола. Сошнин едва узнал папку со своей рукописью -- сложный творческий путь прошла она с тех пор, как сдал он ее в издательство. Взором опять же бывшего оперативника отметил он, что и чайник на нее ставили,и кошка на ней сидела, кто-то пролил на папку чай. Если чай? Вундеркинды Сыроквасовой -- у нее трое сыновей от разных творческих производителей -- нарисовали на папке голубя мира, танк со звездою и самолет. Помнится, он нарочно подбирал и берег пестренькую папочку для первого своего сборника рассказов, беленькую наклейку в середине сделал, название, пусть и не очень оригинальное, аккуратно вывел фломастером: "Жизнь всего дороже". В ту пору у него были все основания утверждать это, и нес он в издательство папку с чувством неизведанного еще обновления в сердце, и жажду жить, творить, быть полезным людям -- так бывает со всеми людьми, воскресшими, выкарабкавшимися из "оттуда". |
