|
Муж тети Грани, Чича Мезенцев (откуда, почему взялось такое имя -- Сошнин так никогда и не дознался), работал кочегаром при железнодорожном Доме культуры, из кочегарки вылезал на революционные праздники да еще на Рождество, Пасху и Воздвиженье, поскольку где-то в воздвиженские сроки у Чичи был день рождения. Тетя Граня работала через сутки по двенадцать часов, с двумя выходными в конце недели, как движенец и, стало быть, ответственный на железной дороге человек. Она уносила мужу в кочегарку на сутки еду и неизменно поллитра водки. По городу Вейску ходил анекдот, пущенный опять же Лаврей-казаком: будто Чича до того закочегарился, что спутал зиму с летом. К нему в жаркое подземелье спустилась заполыханная делегация самодеятельного местного балета: "Чича! Туды-т-твою, растуды! Какой месяц на дворе?" -- "Хвевраль, навроде..." -- "Да июнь, конец июня! А ты жаришь и жаришь! Аж партнерши из рук высклизают". Леня, как и все парни желдорпоселка, готовился в машинисты, ел с братвой печеную картошку, "горькие яблоки", то есть лук с солью, пил дешевый малиновый чай прямо из горлышка тети Граниного медного чайника -- ему нравилось нить из чайника, и доселе с той привычкой -- пить чай из рожка -- он не расставался, что также приводило к конфликтам в семье. Однажды остыли батареи в железнодорожном Доме культуры, и труба, коптившая небо и парк культуры и отдыха, что был по соседству с ним, резко обозначилась на фоне известкой беленной тыльной стены Дома культуры, стыдно обнажилась задняя часть помещения, будто изработанная костлявая женщина разболоклась на сочинском курортном берегу. Что-то неладное сделалось в округе, какая-то привычная деталь выпала из пейзажа города Вейска. Дым над трубой истоньшился и наконец перестал сочиться совсем, иссяк Чича -- пал на "боевом посту", как писалось в железнодорожной газете "Сталинская путевка", в заметке "Беззаветный труженик". Из заметки люди узнали, что был когда-то Чича красным партизаном, имел боевой орден и трудовой значок отличия "Ударнику труда", заработанный в кочегарке. После похорон Чичи тетя Граня какое-то время пребывала в полусне, ходила медленно, в грязных спецодежных ботинках, глаза свои яркие, черные, в которых даже зрачков не было видно, затеняла деревенским платочком, надеваемым, наперекор железнодорожным правилам, даже на работе. Машинисты, составители поездов, сцепщики и кондукторы, уважая человеческую скорбь, не указывали ей на нарушение. Но не ходит беда одна. С катящейся по маневровой горке платформы вылетела плохо закрепленная горбылина и ударила тетю Граню по голове. Слышал бы тот разгильдяй и пьяница, что неряшливо закрутил проволоку, крепя пиломатериал на платформе, детский крик в закоулке станции Вейск, видел бы, как артелька малышей детсадовского возраста пыталась стащить с рельсов окровавленную женщину, -- он бы всю жизнь замаливал грехи, сам справлял бы дело как следует и другим наказал бы работать ладом. |
