|
Не вешайте свой кривой нос, господин Бердичевский. Ночь впереди длинная, вас ожидает много интересного. Сейчас спустимся в подвал, и я покажу вам секретную часть моей коллекции, самую интересную. Там не те экспонаты, что я купил, а те, что создал сам. Присовокупить вас к коллекции не смогу - сами видели, у меня только женщины. Разве что какой-нибудь небольшой кусочек, в порядке исключения? Допрос с пристрастием Глядя на вытянувшееся от ужаса лицо пленника, граф зашелся в приступе своего квохчущего, застывшего смеха. - Нет, не тот кусочек, о котором вы подумали. Это было бы кощунством по отношению к мужскому телу. Иносан, друг мой, как тебе экспонат "еврейское сердце"? В банке со спиртовым раствором, а? Кеша не ответил, только судорожно дернул узел галстука. Чарнокуцкий же подошел к столу, взял из вазы персик, любовно погладил его бархатную щечку. - Нет! - продолжал веселиться он. - Есть идея получше! Фунт жидовского мяса! - И продекламировал с безупречным итонским выговором. - "Equal pound of your fair flesh, to be cut off and taken in what part of your body pleaseth me" <"Фунт вашего прекраснейшего мяса, чтоб выбрать мог часть тела я любую и мясо вырезать, где пожелаю" (пер. Т. Щепкиной-Куперник)>. Я даже предоставлю вам выбор, не то что Шейлок бедному Антонио. Откуда предпочитаете? Матвей Бенционовкч не умел так красиво говорить по-английски, а потому ответил по-русски: - Мне подачек не надо. Пусть будет, как в вашей юдофобской пьесе - "сколь можно ближе к сердцу". Расстегнул пиджак и похлопал себя по левому боку, где в жилетном кармане лежал "подарок от фирмы", однозарядная капсюльная безделушка с дулом ненамного толще соломинки. Что ж, утопающий, как известно, хватается и за соломинку. Именно так прокурор и поступил - схватился за пистолетик, да так яростно, что сломал о курок ноготь на большом пальце. - Это что такое? Клистирная трубка? - ничуть не испугался граф. - Что-то маловата. В эту секунду с Бердичевским случилась удивительная метаморфоза - он вдруг совершенно избавился от страха и впал в чудовищную, небывалую для себя ярость. На то была своя причина. Мы уже упоминали о перемене, произошедшей в характере этого мирного и даже боязливого человека в результате нежданной влюбленности, однако в данный момент искрой, от которой приключился взрыв, послужило обстоятельство куда менее романтическое. Дело в том, что Матвей Бенционович всегда чрезвычайно мнительно относился к своим ногтям. Микроскопический заусенец или, не дай бог, трещинка совершенно выводили его из равновесия, а пресловутое "ногтем по стеклу" повергало в дрожь. Обязательная гигиеническая операция, которую цивилизованная часть человечества производит над своими ногтями раз в четыре дня, была для Бердичевского мукой, особенно в заключительной своей фазе, предполагающей обработку пилкой. А тут от ногтя отломился целый кусок и торчал самым отвратительным образом! Эта маленькая неприятность, сущий пустяк по сравнению с ситуацией в целом, оказалась последней каплей: у статского советника потемнело в глазах от лютой злобы, страх уступил место остервенению. - Это жилетный пистолет! - прорычал Матвей Бенционович, наливаясь кровью. - Незаменимая вещь при нападении ночного грабителя! Обладает поразительной для такого калибра убойной силой! Граф чуть-чуть поморщился. - Филип, отбери у него эту мерзость. Тут бы и пальнуть в подлого аристократа, продемонстрировать ему замечательные качества оскорбленного пистолета, но прокурору вспомнилось, как приказчик из оружейного магазина предупреждал: "Конечно, при расстоянии более двух саженей убойность ослабевает, а с пяти саженей и вовсе нечего зря патрон тратить". До магната было не пять саженей, но, увы, и не две. Посему Бердичевский резво скакнул в сторону и наставил дуло на буйволоподобного Филипа. |
