В том, что разведчик сможет перенести эту операцию без ущерба для сознания, он не сомневался. Мозг этого человека был достаточно гибок и тренирован, а общее состояние здоровья оказалось просто отличным. Осторожно касаясь определённых участков мозга человека в строго определённом порядке, техножрец активировал эмпатическое восприятие до максимума и, оценив будущий потенциал, обрадовался.

Его выбор оказался правильным. Путём недолгих тренировок разведчик легко мог поставить себя в один ряд с самыми опытными в мыслеречи техножрецами. Проверив свою работу и убедившись, что всё сделано правильно, верховный внедрил в участок, отвечающий за память, информационный пакет и, осторожно отпустив сознание разведчика, отступил. Дело было сделано.

Теперь оставалось только дождаться, когда тело и мозг человека вернутся в состояние привычного равновесия, и внедрённая информация будет усвоена. Быстро сопоставив информацию о состоянии мозга и физическом состоянии тела разведчика, верховный пришёл к выводу, что для полного усвоения информации потребуется не больше пяти-семи стандартных суток. Да, все эти дни у человека будет болеть голова, а общее состояние будет такое, словно он пешком прогулялся за борт космического корабля, при этом забыв надеть скафандр, но все эти мелочи скоро забудутся.

Внимательно посмотрев на отключившегося разведчика, техножрец убедился, что с ним всё в порядке, и только тут неожиданно понял, что боль от разреза куда-то отступила, а сам он едва балансирует на грани сна и бодрствования. «Анестезия», – догадался техножрец, почти проваливаясь в забытье. Последнее, что успел запомнить верховный, было улыбающееся лицо врача, который с довольным видом демонстрировал ему отсечённый кусок панциря.

«Получилось», – мелькнула мысль, и техножреца одолел долгий, глубокий сон.

Очнулся Влад разом, словно вынырнув из глубины. Все органы чувств работали, но как-то странно, как будто в усиленном режиме. Звуки стали громче, краски ярче, а тактильные ощущения острее. Медленно обведя взглядом комнату, разведчик попытался сообразить, где находится. Судя по знакомым стенам и мебели, он очнулся в своём доме. Но почему тогда было так тихо?

На улице не шумели проезжающие машины, не перекрикивались соседки и не визжали барахтающиеся в снегу дети. Даже собаки, которых в посёлке было немного, не лаяли. Всё словно замерло в ожидании какой-то беды. Медленно поднявшись, Влад покачнулся, но устоял, ухватившись протезом за спинку кровати. Голова закружилась, а в правом, родном глазу потемнело. Преодолев приступ слабости, разведчик выпрямился и, собравшись с силами, отправился умываться.

Болезнь болезнью, но это не повод забывать о личной гигиене. Кроме того, холодная, точнее ледяная вода должна была заставить его очнуться и прийти в себя. Приведя себя в порядок, Влад вернулся в комнату и, оглядевшись, убедился, что в его отсутствие здесь регулярно кто-то хозяйничает. Вот и сейчас в доме ясно ощущался запах свежевымытых досок.

Поставив чайник на плиту, разведчик присел к столу и, заглянув в плетённую из прутьев хлебницу, накрытую полотенцем, улыбнулся.

«Утренняя выпечка от Дженни, это ли не дар богов?» – подумал он, ухватил ближайшую булочку и с наслаждением впился в неё зубами, одновременно пытаясь вспомнить всё, что с ним произошло.

Но именно в этот момент Влада вдруг посетило странное ощущение. Его как будто не пускали туда, где хранились воспоминания об этих событиях. Едва не подавившись булочкой, разведчик замер, пытаясь понять, как это может быть. Ведь он точно знал, что там, в лаборатории что-то произошло. Что-то важное. И это не только попытка Мишеля срезать с ксеноса кусок панциря.

Но чем больше разведчик напрягал память, тем сильнее было ощущение сопротивления. Закончилось всё так, как и должно было.