Хоган погрузился в размышления.

– Я подумаю, что здесь можно сделать.

– Только если ты себе не навредишь, Бобби.

– Не бери в голову, Джон. Я же сказал, что это моя игра.

Он положил руку на руку Ребуса, как бы подтверждая этим только что сказанное.

Ребус благодарно кивнул, решив про себя, что не его это дело опускать приятеля с высот на землю…

Шивон сузила область поиска. Ее ведь интересовало только то, что происходило в парке у Принсез‑стрит в течение конкретных тридцати минут. Но и в этом случае надо было просмотреть больше тысячи фотографий и видеозаписи десятка полицейских камер, снимавших с разных точек. Помимо этого были еще записи системы видеонаблюдения и любительские кино‑ и фотосъемки.

– Не забудьте о том, что зафиксировали газетчики и телевизионщики, – напомнили ей.

– Начнем с того, что у нас уже есть, – решила она.

– Располагайтесь в этой кабине…

Поблагодарив Ребуса за то, что он привез ее сюда, Шивон посоветовала ему ехать домой, заверив, что как‑нибудь доберется до Эдинбурга.

– Остаешься здесь на всю ночь?

– Возможно, этого и не потребуется. – Но оба они понимали, что потребуется наверняка. – Кафетерий работает круглосуточно и без выходных.

– А родители?

– Отсюда сразу же к ним. – Она секунду помедлила. – Если бы ты мог обойтись без меня…

– Посмотрим. Наверно, обойдусь.

– Ну спасибо.

Она обняла его, поддавшись непонятному порыву. Наверное, она испытывала потребность в человеческом тепле – ведь ее ждала долгая неуютная ночь.

– Шивон… не надо все время думать о том, что будет, когда ты его найдешь. Он ведь наверняка скажет, что просто выполнял свою работу.

– У меня будут доказательства противного.

– Если ты приложишь максимум усилий…

Кивнув, она подмигнула ему и улыбнулась. Такого рода гримасой он сам всегда оповещал о том, что собирается идти напролом.

Подмигнула, улыбнулась и пошла делать то, что считала нужным.

Кто‑то намалевал огромную эмблему анархистов на дверях управления полиции на Торфихен‑плейс. Управление размещалось в старом здании с облупившимся фасадом, по площади, однако, почти вдвое превосходившем помещение участка на Гейфилд‑сквер. Уборщики собирали мусор: битое стекло, кирпичи, булыжники, коробки из‑под еды, продающейся на вынос.

Дежурный сержант нажал кнопку замка, дверь открылась, и Ребус вошел внутрь. Несколько протестующих с Каннинг‑стрит были привезены сюда. Их распихали по специально для этого освобожденным камерам. Ребусу не хотелось думать о том, сколько выпущенных на волю наркоманов и грабителей шаталось сейчас по эдинбургским улицам. Отдел уголовного розыска занимал длинную узкую комнату, где всегда стоял специфический мускусный запах, который Ребус приписывал постоянному присутствию в ней констебля Рэя Рейнольдса по прозвищу Крысий Хвост. Сейчас он с распущенным галстуком развалился на стуле, положив скрещенные ноги на стол и зажав в руке банку лагера. За соседним столом сидел его шеф, инспектор Чаг Дэвидсон, вообще без галстука. Он усердно стучал двумя пальцами по клавиатуре и, казалось, с головой ушел в работу. Стоявшая рядом с ним банка пива еще не была открыта.

В тот момент, когда Ребус вошел, Рейнольдс, нимало не смущаясь, громко рыгнул.

– Вот уж не было печали! – прокомментировал он появление Ребуса. – Я слышал, тебя не велено подпускать к «Большой восьмерке» ближе, чем Армию Клоунов‑бунтарей.