Благослови этот бардак, Господи, подумала она. Я дома.
Она рухнула в кресло у стола, раскурила сигарету и включила монитор. Во время обратного пути она перемотала ленту к началу, так что теперь ей оставалось лишь вытащить диктофон из наплечной сумки и нажать клавишу воспроизведения.
Но мгновение ей стало не по себе, когда она услышала из крохотного динамика голос убитого человека, который обращался к ней...
Вы хотите сказать, почему я не в летаргическом сне и каким образом от меня прежнего осталась только оболочка? Раковина... Знаете что? Если вы поднесете меня к уху, то сможете услышать шум океана.
...но она взяла себя в руки и начала расшифровывать запись.
4
Оторвавшись от созерцания дверей «Лайт», Дженсен перевел взгляд на заднее сиденье «таункара»:
– Это единственный путь внутрь?
Грузный Хатч продолжал сидеть за баранкой. Рядом с ним на переднем сиденье расположился Дэвис, вертлявый малый, который наблюдал за гранитным зданием «Лайт» с того момента, как Дженсен объявил тревогу.
– Единственный, о котором стоит говорить, – сказал он. – На боковом входе металлическая дверь. Чтобы справиться с ней, нужна ацетиленовая горелка.
У Дженсена болезненно пульсировала голова, особенно в районе раны. Им так и не удалось перехватить Грант и неведомого мужчину, а посему, вернувшись в город, Дженсен позвонил врачу‑дорменталисту, который оказывал услуги церкви на условиях анонимности – особенно когда требовалась спешка и все такое. Стоило врачу бросить один взгляд на задницу Льюиса – тот был ранен и в бедро, – как стало ясно, что без больницы не обойтись. Он попытается убедить персонал, что раненый – жертва дорожной аварии и сообщать полиции об огнестрельном ранении не нужно, но нет гарантий, что ему это удастся.
Врач хотел наложить швы и на скальп Дженсена, но тот не мог терять времени, поэтому пришлось ограничиться лишь полосками пластыря, которые стянули края раны.
Дженсен наклонился между сиденьями, чтобы еще раз бросить на себя быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Три неровно обрезанные полоски пластыря сияли подобно белому неону на черной коже. Интересно, существует черный пластырь? Или по крайней мере темно‑коричневый?
Почему я вообще думаю об этой ерунде, когда все валится к чертовой матери?
Ему позарез надо выпутаться из этой ситуации. Если выплывет история с Бласко, его тут же вышвырнут на улицу. Местные копы – а может, даже федералы – вымотают кишки у всех членов церкви, и ясно же, что кто‑то из них расколется и покажет на него. Еще один срок за убийство – и он надолго исчезнет из мира. Ему ни в коем случае не след попадать в камеру. Ни на минуту.
– А что, если просто подойти к дверям и позвонить? – предложил Хатч.
Дэвис с сомнением покачал головой:
– В половине третьего утра? Я лично ни за что не открыл бы дверь незнакомому.
Дэвис был прав. Дженсен припомнил прием, на котором он попался несколько лет назад, когда у церкви были неприятности.
– А что, если вы вдвоем подойдете к дверям и блеснете железкой?
– То есть пистолетами? – уточнил Хатч.
Господи! Ну бывают же такие тупари!
– Нет! Я говорю о полицейских значках!
– Да, с ними нас впустят. Точно, это сработает.
Дженсен понизил голос:
– Дело в том, что вам придется устранить охрану.
Дэвис повернулся на сиденье:
– Устранить... в полном смысле слова? Зачем?
– Потому что мы не можем рисковать даже мельчайшей возможностью, что какой‑то след приведет к церкви. И вы знаете правило: Грант была официально объявлена ВЦ, а это значит, что каждый, кто защищает ее, тоже становится ВЦ. |