Глядя на нее, Джек пытался понять, почему так много событий в жизни Мэгги сошлись в стремлении разрушить ее. Будь она просто Маргарет Мэри О'Хара, учительницей в муниципальной школе, она могла бы оставить Кордову с носом. Да? А вот это не хочешь? Но она была сестра Мэгги, и для нее игра шла по другим правилам.

– О'кей. Ответьте мне вот на какой вопрос: много ли у вас денег?

– Мы даем обет бедности, но нам позволено иметь при себе небольшую сумму на случай непредвиденных обстоятельств. Все, что у меня было, теперь ушло в уплату за... за...

– Да, я знаю. А вы можете попросить деньги у семьи?

Рот Мэгги горестно скривился.

– Мой отец давным‑давно умер, а мать умерла этим летом, не оставив ни единого пенни. Все средства до последнего цента ушли на частную лечебницу.

– Грустно слышать. Но я несколько растерян. Видя, с какой настойчивостью он преследует вас, не могу представить, что его жертва – человек, давший обет бедности. Похоже, он пробивается к каким‑то глубинным источникам.

Сестра Мэгги отвела глаза. Потом, помолчав, вздохнула и показала на вывеску за спиной Джека.

– Он хочет, чтобы я похитила фонд реставрации. Я одна из его попечителей.

– Вот как. – Интересный поворот дела. – Откуда он это знает?

Она снова отвела взгляд.

– Должно быть, из фотографий. Больше я ничего не могу сказать.

– Хорошо. Но в таком случае почему бы просто не уйти с этого поста?

– Он сказал, что, если я не буду платить или уйду с работы в фонде, он опубликует фотографии и уничтожит не только меня, но и фонд. А фонд и без того переживает тяжелые времена. Скандал пустит его ко дну.

– Что бы ни было на снимках, вы всегда сможете сказать, что они фальшивка. Вы не представляете, как в наши дни можно орудовать с фотографиями. Не хочешь, а поверишь.

– Я тесно сотрудничала с другими лицами, изображенными на снимках, – сказала Мэгги. – И для любого, кто знал нас, в них нет ничего предосудительного.

– То есть вы хотите сказать, что, если они и фальшивки, пусть даже очень хорошие фальшивки, они не окажут воздействия ни на вашу жизнь, ни на фонд.

Она кивнула и начала что‑то говорить, но дрожащие губы ее не слушались.

Джек невольно сжал зубы, увидев, как на ее глазах появились беспомощные слезы. Монахиня, похоже, была хорошим человеком. А этот гнусный пресмыкающийся сукин сын мучает ее и, наверно, радуется каждой минуте своего торжества...

Наконец Мэгги обрела голос:

– Он кое‑что украл у меня... очень личное...

– И вы хотите это вернуть.

Мэгги подняла на него глаза:

– Нет. Я хочу это уничтожить. Вырвать, – она показала на сердце, – отсюда, – она коснулась лба, – и отсюда. Но пока у меня нет этих изображений, ничего не получится.

– Не волнуйтесь. Я о них позабочусь.

Мэгги посмотрела ему в глаза, и, скорее всего, ей не понравилось то, что она в них увидела.

– Но только без насилия. Пожалуйста. Я не могу принимать участие в насильственных действиях.

Джек только кивнул. Никаких обещаний. Если представится возможность раздавить слизняка, он не сможет противостоять такому искушению.

Сегодня вечером ему предстоит обед со своими дамами, а потом он отправится с визитом к Ричи Кордове.

7

Быстро приняв душ и переодевшись, Джек положил стодолларовую купюру сестры Мэгги в плотный конверт, написал адрес Кордовы и кинул его в почтовый ящик. Как раз вовремя.

По пути к Джиа он остановился у магазина спортивных товаров «Ишер». Когда он вошел, звякнул колокольчик у дверей. Прокладывая себе дорогу в тыльную часть магазина, Джек пробирался мимо шатких, готовых рухнуть полок, заваленных баскетбольными мячами, сноубордами, бейсбольными битами и даже боксерскими перчатками.