У Джека перехватило дыхание.

– Свитый!..

– Заверяю, что тут нет ничего святого.

Он смотрел на ее изуродованную спину, на которой были шрамы, напоминавшие ожоги от сигарет, и линии, которые, пересекаясь, тянулись между ними.

Если не считать одной свежей раны слева, из которой еще сочилась кровь, спина Герты была точной копией спины Ани.

– Что это такое?

– Карта моей боли, – бросила женщина из‑за плеча.

– Именно так говорила и Аня. Она назвала это картой стараний Противника уничтожить ее. Почему?

– Потому что, если я все еще жива, значит, он не смог победить.

Как бы странно это ни звучало, Джек принял слова Герты за чистую монету.

– По кто же вы?

– Твоя мать.

Джек подавил желание заорать и приглушил голос:

– Только не начинайте снова. Послушайте...

– Нет. Это ты послушай. И внимательно присмотрись к моей спине.

– Если вы имеете в виду свежую рану, то я ее видел. – И вдруг он понял. – Это та колонна и Пенсильвании! То есть каждый раз, как Брейди и его банда закапывали одну из колонн...

– Я это чувствовала. И истекала кровью.

Джек опустился на стул.

– Я не понимаю.

– У тебя нет в этом необходимости. Но все же посмотри внимательнее и скажи, видишь ли ты разницу.

Приглядевшись к спине Герты, он заметил кое‑что еще, чего не было у Ани: глубокую вдавленность в самом низу, достаточно большую, скажем в два пальца глубиной. Он было протянул к ней руку, но тут же отдернул.

Герта, не поворачиваясь, сказала:

– Попробуй. Прикоснись. Там уже не болит.

У Джека закружилась голова.

– Нет, я не думаю...

– Вложи пальцы в рану. Не бойся.

Джек снова протянул руку и ввел в ямку указательный палец. Рана была достаточно глубока – палец не встретил преграды. Он осторожно протолкнул палец еще глубже – и снова встретил пустоту.

Джек не мог заставить себя продолжать эксперимент. Вытащив палец, он наклонился – может, ему удастся увидеть, насколько глубока рана. И тогда...

Он резко откинул голову:

– Боже!

Неужто он в самом деле видел то, что. ему показалось, он увидел? Нет. Это невозможно.

Но ведь какое‑то время назад понятие «невозможно» потеряло всякий смысл.

Джек снова заглянул в рану. Он увидел проем, исполосованный шрамами, и свет в дальнем конце его. Дневной свет. Кружок голубого неба.

Господи, он же смотрит на набережную Ист‑Ривер в Куинсе, смотрит через отверстие в теле Герты. Джек отпрянул и, наклонившись направо, увидел в высоком окне тот же самый вид. Казалось, что Герта была проткнута насквозь копьем и рана так и не затянулась – да, стенки раневого канала излечились, но сквозное отверстие осталось.

– Что... кто это сделал?

– Смерть Ани, – сказала Герта, накидывая блузку на плечи.

– Должно быть, это было...

– Не сравнимо ни с чем, что мне приходилось испытывать. Куда хуже, чем те мучения, что доставляет погребение каждой колонны.

Медленно, подбирая каждое слово, Джек спросил:

– Почему эти колонны наносят вам такие раны? Кто вы?

– Я уже говорила тебе: я твоя...

– Прошу вас, не произносите больше слова «мать».

– Тогда я ничего больше не смогу сказать, потому что это правда.

Он попробовал другой подход:

– Если каждая колонна оставляла у вас такие раны, я могу понять, почему вы хотели остановить Брейди. Но если он завершит Опус, то это в каком‑то смысле пойдет вам на пользу. Я хочу сказать, больше не будет новых колонн, вы не будете испытывать страданий.