– Вы говорите – подрасти? – спросил Баранов, держа на вытянутой руке коробочку диктофона. – Но ведь это невозможно.

– Я говорю то, что говорю, – с раздражением щелкнул ножницами портной. Он одной рукой вытянул ящик своей конторки, повозился там и сказал с торжеством: – Вот, пожалуйста! Мерка первый раз и второй. Как будто два разных человека…

– Разрешите. – Я протянул руку и сгреб бумажки. – Ну, что же, если дело обстоит так, то вы ни в чем не виноваты. Мы разберемся.

– И что тут разбираться?! – Либерзон ожесточенно защелкал ножницами. – Когда я ему уже пошил новые костюмы. И денег не взял, и квитанции…

Провожаемые щелканьем, мы с Барановым вышли из зала.

– Ну, как вам это чудо природы? – полюбопытствовал я.

– Впечатляет, – признался Дима. – Но ведь не факт, а фактик. Первый раз мастер мог и ошибиться. Дедушка старенький, дрогнула рука…

– Допустим, – проговорил я. – Поехали в Сандуны, за новым фактиком.

И мы отправились за проверкой еще одной сенсации, которую я отследил из новостей тринадцатого канала.

По дороге я, скрепя сердце, прицепил свою нелюбимую складную бороду из походного набора и спрятал парик. Милиции в банях делать было нечего.

– Похож я на православного чиновника? – осведомился я у Баранова, когда борода была наклеена. Мы уже стояли у входа.

– Бородою, – ответствовал Дима. – А в остальном – на разбойника с большой дороги.

– Можно подумать, что среди священнослужителей нет разбойников, – парировал я. – Один этот, в Питере, чего стоит. Который все любит насчет крови христианских младенцев распространяться. Слышали?

– В семье не без урода, – пожал плечами Дима. – Патриарх – не Господь Бог, за всеми не уследит. Этот ведь, в Питере, сам погромами не занимается, верно? И на том спасибо…

Богословский наш спор был прерван появлением в дверях служебного входа в Сандуны распаренного низкорослого человека, в легоньком комбинезоне на голое тело.

– Что вам угодно? – спросил он, попеременно глядя то на меня, то на Диму Баранова. – Желаете заказать отдельный номер с массажем и пивом?

При слове пиво я сглотнул слюну, но смог подавить искушение и произнес важно:

– Мы – из Московской Патриархии. Проверяем возмутительный факт, о котором сообщало телевидение.

– Это с отцом Борисом, что ли, с Карасевым? – догадался банщик. – Да история выеденного яйца не стоит! Ладно, забыл человек дома нательный крест. Так ведь в баню пошел, не на заседание Думы. И сразу лишать из-за этого сана, отлучать от церкви?…

В отличие от православного банщика, я не имел понятия, за что вообще Патриархия может отлучать или лишать, но держался с уверенностью.

– Нам лучше знать, какого пастыря и за что отлучать, – проговорил я надменно. – К тому же, говорят, отец Борис нечестиво отозвался о тех, кто посмел ему сделать замечание?

– Было такое дело, – смущенно признал банщик.