Изменить размер шрифта - +

– Что-о-о-о?!! – воскликнул босс. Такого ответа он не ожидал.

Я с удовольствием повторил свои слова.

– Вы сумасшедший? – с некоторым страхом полюбопытствовал мой собеседник. – Вы отказываетесь от полутора миллионов зеленых и просите какой-то… какое-то…

– Я просто очень люблю романы Стивена Макдональда, – мягко перебил я. – Не могу, знаете, дождаться выхода книги. Невтерпеж…

Кажется, человек на том конце провода окончательно уверился, что имеет дело с опасным психом. Хотя, конечно, в каком-то смысле я действительно был психом. Но не будем отвлекаться.

– Итак, – с нажимом произнес я. – Вы отказываетесь?

– Да нет, – покорно ответил голос в трубке. Там поняли, что сумасшедшему не надо противоречить. И правильно. – Где и когда хотите произвести обмен?

– Завтра, – коротко сказал я. И не торопясь объяснил ГДЕ. – В двенадцать ноль-ноль.

– Это невозможно! – взвыл голос. – Там всегда полно народа!

– Совершенно верно, – подтвердил я. – Но там, где мало народа, у вас может возникнуть искушение меня прикончить. А я этого не люблю.

– Да, но… – начал было собеседник. Я не дал ему договорить.

– И без глупостей, – предупредил я. – Не вздумайте меня кинуть. Вам же будет хуже. Захватите с собой машинку, чтобы я смог проверить, ту ли дискету вы мне принесли. Поняли, босс?

На другом конце провода тяжело вздохнули:

– Да кто вы такой, черт возьми?

Недолго думая, я ответил моей любимой цитатой из классика:

– Я – часть того зла, которою вечно на вас не хватает…

В Фаусте эти слова звучали немного по-другому, однако мне нравилось именно так.

 

ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ

 

«Олимпиец» спасли не спортсмены и не эстрадные певцы. Во второй половине 80-х, когда задули ветры перемен, в Москве возникли деловые люди, которым было плевать на сквозняки. Книжники сперва взяли в аренду, а затем и вовсе откупили у российского НОК спорткомплекс со всеми потрохами. Здание, плохо рассчитанное на публичные выступления, прекрасно сгодилось для крупномасштабных торговых операций; и когда руководители Лужников, спохватившись, стали отдавать свои воскресные трибуны неорганизованным барахольщикам, в «Олимпийце» уже давным-давно господствовали товарно-денежные отношения и царил тщательно продуманный порядок постоянно действующей книжной ярмарки. Отныне здесь было почти все, что выходило в стране из-под гутенбергова пресса. Это был водоворот, который засасывал в свою пасть миллионы томов в переплетах и обложках, в целлофане и в суперах. И это же был одновременно рог изобилия, через который любое издание, вышедшее где угодно, могло попасть в какую угодно точку страны. «Олимпиец» был биржей, барометром, академией наук и мотопомпой, великим магнитом для тех, кто готов был тратить деньги на бумагу, измазанную типографской краской и переплетенную ин-кварто или ин-фолио, и тем более для тех, кто умел обращать эту бумагу в деньги. Здесь я сам, скромный следователь МУРа и вечный завсегдатай развалов, однажды понял вдруг, что мне надо уходить с Петровки и в ЭТОМ мире заниматься частным сыском. За последние два-три года я не один раз бескорыстно помогал «Олимпийцу» – просто за то, что он есть на свете.

Сегодня наконец настала пора МНЕ принять ЕГО помощь. Если я сегодня и смогу уцелеть – то только ЗДЕСЬ. Если я и смогу их переиграть – то тоже ЗДЕСЬ. Моя программа-минимум на сегодня – выжить. Программа-максимум – выжить и кое-что узнать. Большего пока не требуется.

Быстрый переход