Изменить размер шрифта - +
Но вы явились слишком неожиданно, а когда торопишься, то и работаешь кое‑как.

Дуглас точно и не слышал сказанного узником, так пристально смотрел он на мертвого, на его увядшее, изможденное лицо, окоченелые члены. Кэтрин, едва стоявшей на ногах от слабости, разрешили наконец удалиться, и она сквозь сутолоку и смятение пробралась в свою прежнюю комнату, где ее заключила в объятия уже вернувшаяся Луиза.

Дуглас между тем продолжал расследование. В мертвой руке принца нашли зажатый клок волос, цветом и жесткостью походивших на угольно‑черную щетину Бонтрона. Таким образом, хотя голод сделал половину дела, смерть Ротсея, по‑видимому, явилась следствием прямого насилия. Потайной ход в темницу, ключи от которой нашли привязанными к поясу наемного убийцы, расположение ее свода, пробоина в стене, дававшая приток воздуха снаружи, жалкое соломенное ложе и брошенные на нем кандалы – все полностью подтверждало рассказ Кэтрин и девушки‑менестреля.

– Что тут колебаться? – сказал Дуглас своему близкому родственнику, лорду Бэлвини, когда они вышли из подземелья. – Покончить с убийцами! Повесить их на бойницах.

– Но следовало бы, милорд, провести какой‑то суд, – заметил Бэлвини.

– Чего ради? – возразил Дуглас. – Их захватили с кровью на руках. Я вправе своею властью казнить их на месте. Впрочем, погоди… Нет ли в нашем отряде каких‑нибудь джедвудцев?

– Сколько угодно: и Тэрнбулы, и Резерфорды, и Эйнсли, и многие другие, – сказал Бэлвини.

– Созовите мне присяжных из них – это все люди добрые и верные, только любят управляться по‑свойски. Ты проследи, чтобы мерзавцев казнили, а я тем временем проведу в большом зале суд, и посмотрим, кто быстрей управится, судьи или палач. Сладим по джедвудскому обычаю: наспех повесить, а потом судить на досуге.

– Стойте, милорд, – сказал Рэморни, – вы раскаетесь в своей опрометчивости… Не позволите ли вы мне сказать вам одно слово на ухо?

– Ни за что на свете! – сказал Дуглас. – Если есть тебе что сказать, говори во всеуслышание.

– Так знайте же все, – сказал громко Рэморни, – что при благородном графе имеются письма от герцога Олбени и от меня самого, которые переправлялись ему через этого труса и отступника Банкла – пусть посмеет отрицать!.. Письма, в которых графу дается совет на некоторое время удалить герцога Ротсея от двора и запереть его здесь, в замке Фолкленд.

– Да, но ни слова не говорится о том, – возразил со злобной улыбкой Дуглас, – чтобы бросить принца в подземелье, заморить голодом… удушить!.. Уведите негодяев, Бэлвини, довольно им грязнить своим дыханием воздух в божьем мире!

Узников поволокли к бойницам. Но когда пошли приготовления к казни, аптекарь выразил вдруг горячее желание еще раз увидеть Кэтрин – как он уверял, «ради блага своей души». В надежде, что закоренелый грешник в последний час раскаялся, девушка согласилась вновь подняться к бойницам, не отступив перед зрелищем, столь претившим ей. Она сразу увидела Бонтрона, пьяного до бесчувствия, обезоруженного, без панциря, Рэморни, который тщетно старался скрыть страх, пока вел разговор со священником, вызванным к нему для напутствия по его особой просьбе, и увидела Двайнинга таким, каким знала его всегда: смиренным, подобострастным, сгорбленным. В руке он держал серебряное перо, которым что‑то строчил на клочке пергамента.

– Кэтрин, – сказал он, – я хочу – хе‑хе‑хе! – сказать тебе кое‑что о сути моих религиозных верований.

– Если таково твое намерение, зачем терять время со мною? Обратись к этому доброму монаху.

– Этот добрый монах, – сказал Двайнинг, – хе‑хе!.

Быстрый переход