|
Дин же был в отличном расположении духа - доволен собой, весел и шумлив в предвкушении бала. У “Братьев Риверс” он выбрал с полдюжины галстуков, неторопливо обсудив достоинства каждого из них с приятелем. Похоже, что узкие галстуки снова входят в моду, а? Стыд и позор, как это Риверсы до сих пор не могут раздобыть валлийских морготсоновских воротничков! Что ни говори, а “ковингтон” лучший воротничок на свете. Гордона охватывало отчаяние. Деньги нужны ему были позарез. К тому же у него теперь пробудилось смутное желание отправиться на университетский бал. Ему хотелось повидать Эдит. Он не встречался с ней ни разу после одного памятного вечера в гаррисбергском загородном клубе накануне его отъезда во Францию. Воспоминание об этой встрече утонуло в водовороте войны и окончательно изгладилось из памяти за последние три месяца, когда жизнь его пошла вкривь и вкось, но сейчас он снова увидел перед собой Эдит - очаровательную, веселую, упоенно болтающую о каких-то пустяках, и этот образ пробудил к жизни множество воспоминаний. Перед ним снова возникло ее лицо... Все годы, проведенные в университете, он испытывал восторженное и робкое преклонение перед этой девушкой. Он любил рисовать ее - в его комнате висело около дюжины набросков: Эдит играет в гольф, Эдит плавает... Он мог с закрытыми глазами набросать ее капризный, влекущий профиль. В половине шестого они вышли от “Братьев Риверс” и остановились на тротуаре. - Ну, я вполне укомплектован, - довольно сказал Дин. - Теперь назад в отель - постричься, побриться, сделать массаж. - Правильно, - отозвался его приятель. - Я, пожалуй, последую твоему примеру. - “Неужели ничего не выйдет?” - думал Гордон. Он едва удержался, чтобы не крикнуть приятелю Дина: "Убирайся к черту!” С отчаянием в душе он начинал подозревать, что Дин нарочно таскает за собой этого малого, чтобы избежать разговора о деньгах. Они вернулись в отель “Билтмор”. Там уже было полно очаровательных молоденьких девушек. Большинство из них съехалось на этот первый в их жизни большой бал - бал знаменитой студенческой организации знаменитого университета - из разных городов, со всех концов западных и южных штатов. Но перед Гордоном лица их мелькали, как во сне. Он уже собирался с духом для последней мольбы, уже готов был сказать что-то, сам еще не зная что, когда Дин извинился перед приятелем, взял Гордона за локоть и отвел в сторону. - Горди, - торопливо пробормотал он, - я все основательно обдумал и вижу, что не могу одолжить тебе этих денег. Рад бы выручить тебя, да не могу - я тогда сяду на мель на целый месяц. Гордон тупо глядел на него, удивляясь про себя, как это он никогда раньше не замечал этих торчащих зубов... - Я страшно огорчен, Горди, - говорил Дин. - Но ты видишь, как обстоит дело. Он достал бумажник и не спеша отсчитал семьдесят пять долларов. - Вот, - сказал он, протягивая деньги. - Здесь семьдесят пять долларов. Всего, значит, будет восемьдесят. Это все, что у меня есть при себе. И больше я никак не могу себя урезать. Гордон протянул руку. Пальцы его разжались и сжались снова, словно клещами захватив бумажки. - Увидимся на балу, - сказал Дин. - А сейчас мне надо к парикмахеру. - До скорого, - сказал Гордон каким-то хриплым, не своим голосом. |
