— Она со мной поступила так же. Мама спросила, не могу ли я остановиться у нее всего на одну ночь, а Сара ей ответила, что у нее нет места и что я могу остановиться в гостинице. А в доме у нее всего-навсего восемнадцать комнат.
— А когда Крисси выходила замуж, то я не сомневаюсь, что на свадьбу она вас просто не пригласила.
— Не пригласила, — согласилась Лия. — Мама сказала, что она испугалась, что ей придется нас кормить.
— Ты не много потеряла. Там подавали салат из тунца, намазанный на хрустящие хлебцы.
— Которые продаются уже без корочки, — бросила Лия.
— Вот поэтому и существует столько шуток о протестантских свадьбах, — заметила я.
— Мой папа говорит, что это не жадность, а нежелание совершать престижные покупки с целью повышения своего социального статуса. Именно так и говорит.
— Ну, на этой свадьбе все покупки были такими непрестижными, что можно было просто умереть с голода. А вас так она и вовсе не потрудилась пригласить. После этого говори о людях, с которыми чувствуешь себя чужаком. Ведь есть и такие, которые как раз заняты именно тем, как бы сделать так, чтобы ты почувствовала себя чужой. Они просто не принимают тебя в расчет.
Глава 5
— Мерзость какая, — сказал Кевин Деннеги, усевшись на табуретку у меня на кухне, скрестив руки и расставив широко ноги. У него такие жирные ляжки, что, когда он сидит на стуле, ему, словно лягушке перед прыжком, приходится широко расставлять колени. Глядя на его лицо, можно было подумать, что, занимаясь на тренажерах, он узнал секрет сверхъестественного накачивания щек и челюсти.
— Мерзость, — повторил он и нахмурился.
— Ты прав, — сказала я. — Похоже, нечто аналогичное уже происходило недавно в Вестоне.
— Да. И в Ньютоне тоже. В одном из университетов.
Он сообщил это мне, а не Лии.
— Так что именно там было написано? — спросила его Лия.
Одетая в ярко-розовые спортивные шорты поверх черных велосипедок и лосин, она восседала на стуле, потягивая какой-то диетический напиток под названием «Кристал Лайт», — единственное, что она попросила меня купить ей из еды (если это вообще едой можно назвать). Вкус у напитка был до того гадкий, что даже Кими им побрезговала.
— Когда они позвонили, то просто спросили, не видела ли я чего. Они были очень немногословны.
— Там были свастики, — сказал Кевин, — и анти-, ну как их там, семитские слова. Все это было намалевано распылителем. Красным цветом.
Несколько секунд он пристально смотрел на Лию, словно до нее не дошла символика свастики, значение слова «антисемитский» и смысл такого цвета, как красный.
— Это называется фашизм, да будет вам известно, — сообщила нам Лия, — происходит из нацистской Германии, красный цвет оттуда же.
— Да, нам это известно, — сказала я с таким видом, будто мы с Кевином на редкость хорошо осведомлены в подобных вопросах.
Граффити были обнаружены сегодня ранним утром каким-то человеком, совершавшим пробежку в Элиот-парке. Он позвонил в полицию, после чего полицейские побеседовали со всеми живущими по соседству с парком и выяснили то ли через них, то ли через парковую администрацию, что накануне вечером в парке занимались члены Нонантумского клуба. Ньютонские полицейские позвонили мне и всем остальным членам клуба, чтобы узнать, не заметили ли мы во время своих занятий чего-нибудь подозрительного. Нас не посвятили в детали происшествия, но Кевину удалось кое-что разузнать через своего коллегу и приятеля Джона Сапорски, который вырос в Ньютоне. |