Было похоже, что полицейский задумал какой-то хитрый ход, чтобы обмануть его. Но какой?
– Трип, ты когда-нибудь открываешь окно, которое выходит на подъездную аллею? – Симрелл снова взглянул на двойную раму, утонувшую в плюще.
Трип пожал плечами:
– Ну да, летом, когда совсем жарко.
– Как, например, сейчас, в июле. Ты же открываешь его сейчас, а?
– Да, ночью. Я открываю окно ночью. Под крышей очень жарко спать.
– Ну еще бы.
Полицейский подался к Трипу и, ухмыляясь, спросил:
– А тебе никогда не случалась так разозлиться на этого старого кретина, – вкрадчиво спросил коп, приподняв брови для пущего эффекта, – чтобы тебе захотелось столкнуть его с этой гребаной лестницы? – И Симрелл ткнул Трипа указательным пальцем в плечо.
– Я ничего такого не делал. Ну и что с того, что он мне не нравился? – ответил Трип, словно защищаясь.
Сержант Симрелл ухмыльнулся:
– Да уж, держу пари. Встречал я таких типов. Из тех, которые проверяют подошвы своих ботинок, прежде чем войти в дом, – не наступил ли он где в собачью какашку, так?
Прежде чем Трип успел ответить, Симрелл наклонился к нему:
– На самом деле ни для кого не секрет, что ты ненавидел этого типа до печенок.
Обвинение застало Трипа врасплох. Он уставился на темное пятно на дорожке – это натекла кровь из разбитой головы Карла, и даже ночной дождь не смыл ее полностью.
Сержант Симрелл приобнял Трипа за плечи таким жестом, который мог означать что угодно, но только не сочувствие, и повел его по дорожке к выходу.
– А теперь покажи мне еще раз, как ты прошел в лес, пока Карл лежал здесь, истекая кровью.
Трип показал на садовую ограду:
– В саду есть калитка, вон она, за ней начинается тропинка. Она ведет прямо в лес.
Полицейский сдвинул на затылок шляпу и полистал свой блокнот, словно сверяясь с записями.
– Дело в том, Трип, что это полностью противоречит показаниям твоей бабушки. Она как раз работала в саду и говорит, что ты там даже не показывался. Так что ты не мог выйти в лес через калитку, а? Тогда бы она тебя видела. Это первое. – Полицейский поднял один палец. – А во‑вторых, мы оба знаем, что это полная чушь. – И он показал второй палец.
Трип опустил голову, жалея, что поблизости нет второго осиного гнезда, которое он мог бы разбить о гребаную физиономию всезнайки Симрелла.
– Твоя история – чушь собачья, Трип, уж признай, – продолжал коп. – Ты наверняка вышел через заднюю дверь, увидел, как Карл упал и на него накинулись осы. Все это случилось прямо у тебя на глазах. Но ты не вмешался. И ничего не сказал бабушке. Ты просто ушел в лес, да?
Трип отшатнулся:
– Я говорю правду.
Полицейский, явно недовольный, похлопал себя блокнотом по бедру:
– То есть ты будешь стоять на своем? И думаешь, что тебе поверят? А, Трип?
Полицейский стал расхаживать перед ним взад и вперед, перечитывая вслух его показания, указывая на пробелы в его версии событий, а сам только и ждал, как бы подловить Трипа на оговорке и заставить его признаться, что это он стал причиной смерти Карла. И что это он, Трип, во всем виноват. А это неправда. Первым начал не он, а Карл. Значит, Карл сам и виноват.
На плечо Трипу вдруг легла рука полицейского, и он вздрогнул.
– Эй, Трип, ты меня слушаешь?
– Я не знаю. Может быть, вы и правы. Может, я действительно вышел через заднюю дверь, а потом забыл об этом, – смилостивился Трип, которого больше не заботило, что там пытается доказать полицейский. К чему бы он ни клонил, это уже неважно. Главное, что Карл никогда больше не войдет в его комнату с очередным осмотром и никогда не назначит ему новое наказание. Не в этой жизни. |