Доверьте это дело мне.
Фергюсон пренебрежительно махнул рукой.
– Сомневаюсь. – Он покосился на Грэма. – И что значит – «разберусь»? – Фергюсон подался вперед на стуле. – Что ты ей выболтал?
Грэм ощутил неприятное напряжение в промежности.
– Не я, а Миллард. Он подслушал наш разговор – мой и той женщины из ФБР – и вмешался, а я не смог его остановить. Он рассказал ей о Питере Франклине, защищал его.
Фергюсон с силой ударил кулаком по столу, едва не перевернув лампу:
– Да что с вами такое, люди? С каких пор я нанимаю помощников, которые сплетничают с копами, сующими нос не в свое дело?!
Грэм кивнул:
– Я знаю, да, но Тим был очень взволнован. Придал этому делу личный характер, сказал, что смерть Питера расследовали лишь для отвода глаз. Что университет и полиция действовали недобросовестно.
Фергюсон в отчаянии схватился за край стола. Профессор был крупным раздражительным мужчиной и вспыхивал словно порох, если что-то было не по-его, и Грэм опасался, как бы эта пронырливая бабенка из ФБР, которая везде сует свой нос и задает вопросы, не довела его до очередного припадка ярости.
– Что еще, Джейкоб? У меня нет времени. Выкладывай все немедленно!
– Она расспрашивала о Комитете по академическому надзору. Интересовалась, кто в него входит и что мне известно о том, почему Питеру отказали в приеме.
– Господи Иисусе, Джейкоб! Как, во имя всего святого, она вообще узнала про комитет?
– Я же говорил вам. Миллард сказал ей, что Питера не приняли в аспирантуру. Судя по тому, как он себя вел, мне показалось, что он как будто мстил университету. – Грэм промокнул лоб, который покрылся испариной, хотя в подвале было прохладно. – Так что мне пришлось показать ей список. Я подумал, что лучше дать ей что-нибудь, чтобы… э-э-э… предотвратить ущерб. Я… я не знал, как быть, ведь…
Фергюсон кивнул.
– Да, я все понял. – Профессор махнул рукой. – Для того я и оставил тебя там с этой кошелкой.
– Она еще вернется, – сказал Грэм. – Я не сомневаюсь.
– Ну, это ясно, – мрачно сказал Фергюсон. – Что там еще? Что мне еще нужно знать?
– Я рассказал женщине из ФБР о другой девушке, о которой писали сегодня, и отдал ей газету, которая лежала у вас на столе.
– С какой это стати? – Фергюсон угрожающе подался вперед.
– Чтобы отвлечь ее от расспросов о Питере и той девчонке, Винчестер, вот с какой. Мне показалось, это может сработать.
У профессора запрыгало левое колено. Он склонил голову набок, взвешивая ситуацию:
– Но это же общеизвестный факт, автомобильная авария. Не понимаю, какой ей интерес в том, о чем уже написали в газете.
Грэм кивнул:
– Я тоже так думал. Но она заинтересовалась, когда я сказал, что Пиррунг увлекалась спелеологией. Я сказал ей, что если у нее возникнут еще вопросы, то пусть она обратится к шерифу Бойнтону.
Фергюсон крепко схватил Грэма за ворот рубашки, приподнялся и в процессе оторвал ему пуговицу. Ассистент-исследователь чуть не упал на своего босса.
– Что я тебе говорил о добровольном предоставлении информации? Мы не в первый раз обсуждаем это!
– Да, сэр. Простите. Я только хотел…
– Ты меня слышишь? Никакой добровольной информации! Я плачу тебе не за то, чтобы ты кормил чертово ФБР. А теперь убирайся с глаз моих долой.
Через пару минут ассистент уже шел к своей машине на парковке. Из-за плохого настроения Фергюсона Грэм решил не рассказывать ему о намеках агента ФБР, которая спрашивала его, не заходил ли кто в комнату Наоми Винчестер. Он был уверен, что она просто хотела застать его врасплох. И все же его многое беспокоило – и ее подначивание, и то, что Шеймас Фергюсон сделал от нее ноги. |