Видеть ее растерянной сейчас было так мучительно, что Кристина остро ощутила недостаток любви, как в детстве, когда ее отец был вечно недоволен ею, а мать была либо занята, либо на работе. Может, она и коротышкой осталась из-за недостатка родительского внимания?

Или причина ее бед вовсе не в родителях? Она же до сих пор борется с еженедельными приступами паники, хотя с того нападения на нее в джунглях Папуа – Новой Гвинеи прошло целых шестнадцать лет. Она тогда училась в аспирантуре, вела самостоятельное полевое исследование и не заметила, как зашла слишком далеко на земли племени, которое все еще практиковало каннибализм с поеданием жизненно важных органов жертвы. То нападение не столько сохранялось в ее памяти как воспоминание, сколько жило в ее мозгу собственной жизнью, то и дело проигрываясь вновь и вновь, словно по собственной воле, каждый раз потрясая ее своей внезапностью и жестокостью. В глубине души Кристина по-прежнему не верила, что ей удалось спастись, и взгляд того, кто напал на нее тогда, на берегу реки, до сих пор преследовал ее во сне и наяву.

Панические атаки – ее истинная ахиллесова пята – стали буквально частью ее натуры, как и погоня за преступниками. Она спрашивала себя, будет так всегда или когда-нибудь она все же освободится от этого эмоционального рабства и обретет внутренний покой, безмятежность и счастье, которые пока ускользали от нее.

Кристина вышла в коридор, пропитанный резкими запахами моющего средства с нашатырем, и набрала номер Джо Макфэрона. Она уже несколько дней не слышала его голос, а ей сейчас так нужно было услышать кого-то, кто на ее стороне. Ответила его голосовая почта.

– Привет, Джо, это Кристина. Я в Луисвилле, навещаю мать, отсюда полечу обратно в Чикаго. Мы могли бы встретиться с тобой до моего отъезда, обменяться впечатлениями и посмотреть, что у нас есть по этому делу?

Она надеялась, что у него есть что-то новенькое и что он найдет способ разрядить ситуацию с шерифом Бойнтоном. Скорее всего, Бойнтон уже звонил ему и сделал подобающее внушение. Оставив сообщение, Кристина почувствовала себя лучше, хотя, в сущности, ничего не добилась.

Посещение матери оказалось для нее большим потрясением, чем она ожидала. Впрочем, так было всегда. Йорца никогда не упускала случая пооткровенничать с дочерью, и сегодняшний визит не стал исключением. Она сразу перешла к главному – нерешенным проблемам Кристины с отцом и двум ее романам, первому, несчастливому, и второму, который она пока не находила в себе сил сдвинуть с мертвой точки. Так что, наверное, мать права. Кристина вздохнула. Настоящие отношения, что бы под ними, черт возьми, ни подразумевалось, требуют своего рода прыжка в неизвестность; назовем это прыжком веры. И мысль о нем приводила Кристину в ужас.

Взросление всегда сводилось для нее к стремлению сделать следующий вдох. Каждая тренировка в старших классах заканчивалась тем, что Кристина, стоя на коленях, слушала, как отчитывает ее отец. Ей хотелось бы сказать о себе, что с тех пор многое переменилось – и она тоже, но, увы, главное осталось прежним: она до сих пор борется за одобрение отца. Только теперь она ждет похвалы от других людей, ведь она так и не дождалась ее от человека с секундомером в руках, которым он, не давая ей даже отдышаться после очередной тренировки, тыкал ей прямо в лицо как неоспоримое доказательство ее ущербности.

А когда в выпускном классе она взяла первое место, показав рекордное выступление на соревновании семи школ, он все же сказал ей: «Молодец», но даже тут не удержался и добавил: «Обратно ты плыла небрежно. В следующий раз сильнее толкайся от стенки».

Таким она и запомнила отца навсегда. Как бы она ни старалась угодить ему, он всегда прямо говорил ей, что этого мало. И все же, по иронии судьбы, именно его беспощадная настойчивость сотворила чудо, за которое Кристина всегда будет благодарна отцу.