– Мама, я исправлюсь, обещаю. Как только все уляжется, давай съездим в Мамонтовы пещеры, хочешь? Я слышала, там потрясающе.

А сама поморщилась при одной мысли о том, чтобы снова лезть под землю: недавних занятий спелеологией ей хватило с лихвой. Мать подняла брови и спросила:

– Опять проблема с мужчиной, да? – Йорца покачала головой. – У тебя слишком мягкое сердце, Кристина. Тебя легко ранить, особенно тому, кого ты ценишь больше всех, к кому привязываешься. Ты возводишь такого человека на пьедестал, а он потом делает тебе больно. Я все знаю. Не нужно ничего объяснять. Просто посмотри на себя.

– Мама, пожалуйста. Это же было пятнадцать лет назад, даже больше.

И Кристина в миллионный раз упрекнула себя за то, что вернулась домой после того, как ее роман с научным руководителем в аспирантуре закончился катастрофой. Она была так опустошена и удручена тогда, что ее состояние не укрылось от материнского глаза.

– Я приехала к тебе не потому, что уважаю или не уважаю мужчин и возвожу или не возвожу их на пьедестал. Я работаю над делом. Точнее, над двумя сразу.

Йорца внимательно взглянула в лицо дочери, затем потянулась и взяла ее руки в свои.

– Ты посмотри на себя – ты в полном расцвете и до сих пор не замужем. Ты понимаешь, о чем я говорю, Кристина? Долг матери – беспокоиться за свою единственную дочь, особенно когда речь идет о таких вещах.

– Я приехала к тебе, мама. И переживания из-за мужчины, который бросил меня сто лет назад, тут ни при чем, черт возьми.

– Если бы ты позвонила, прежде чем ехать, то узнала бы, что это сущая ерунда. – Йорца коснулась кусочка пластыря у себя на правом виске. – Просто я немного поскользнулась, вот и все. Точнее, споткнулась о ковер. Не о чем беспокоиться.

Кристина отняла у матери руку. От ее проницательного взгляда ей стало не по себе. Она вдруг почувствовала, что проголодалась.

Мать просияла так, словно прочла ее мысли.

– А знаешь, Кристина, у нас сегодня фирменный ужин. На кухне как раз готовят твое любимое, – сказала она так, словно никакой размолвки и не было.

Кристина расслабилась, села на кровать рядом с матерью, и они обнялись.

– Пироги? – удивленно спросила она.

Ее мать улыбнулась:

– Точно! Нас же тут трое из Детройта, вот мы и повлияли на состав меню.

Кристина посмотрела в окно. За ним росла яблоня, вся в молодых почках, готовых вот-вот лопнуть. Ей невольно вспомнились убитые студентки, которые никогда больше не увидят нежной красоты цветущих деревьев.

– Почему ты опять хмуришься, Кристина? Тебе не идут эти мешки под глазами. Ты мало спишь.

Кристина перевела дыхание:

– Все из-за начальства. Они хотят приковать меня к столу, вместо того чтобы дать мне ловить убийцу.

– Ты знаешь, как я отношусь к тому, что ты вечно хватаешься за самую опасную работу. Ты слишком напрягаешься, Кристина. Это не годится для такой красивой девушки, как ты. В твоей жизни должно быть что-то еще кроме погонь за убийцами. Жизнь – это вообще не бег наперегонки со временем.

Кристина невольно глянула на часы:

– Да ладно, мама. Я судебный медик, специально обученный расследовать ужасные поступки людей. Я знаю свое дело, и я его делаю. Но я терпеть не могу бесполезных совещаний руководителей подразделений и не хожу на них.

– Вообще-то в заседаниях и бумагах тоже есть смысл, – возразила Йорца. – И не тебе решать, так это или нет. – Морщинка на лбу матери заставила Кристину вздрогнуть: вот такой лоб будет и у нее самой через тридцать лет.

Она вздохнула. Научится ли ее мать когда-нибудь гордиться тем делом, которым зарабатывает на жизнь ее дочь? Во дворике за окном показались двое обитателей дома, они шли, опираясь на алюминиевые ходунки.