Мать Кристины, эмигрантка из Польши, вырастила двоих детей – Кристину и ее старшего брата Ханса – в Хамтрамке, районе Детройта, где селились в основном выходцы из Восточной Европы, а в конце жизни взяла и выбрала себе дом престарелых не где-нибудь, а в столице коневодческого штата Америки. Кристина никогда не могла понять, почему она так поступила. Уж точно не потому, что туда же, овдовев, отправились две ее соседки из Хамтрамка, – в этом Кристина даже не сомневалась.

Кристина въехала на круговую подъездную дорожку Центра помощи престарелым «Рэндольф Армз» и остановилась под портиком, у крыльца с широкими ступенями и пандусом для инвалидных колясок. Когда она вошла внутрь здания, ей в нос ударил перегретый воздух, пропитанный запахами старости, моющего средства и искусственного соснового ароматизатора. У нее не осталось никаких сомнений в том, что здесь старикам в основном помогают умирать. Вокруг слонялись, опираясь на алюминиевые ходунки, сутулые кандидаты в покойники. Одежда мешками висела на их костлявых телах, казавшихся безвольными из-за отсутствия мышц.

Дежурная медсестра, брюнетка с туго зачесанными назад волосами, заметила Кристину из коридора и подошла к ней. Мягкие белые туфли медсестры ступали бесшумно.

– Я так рада, что вы приехали, – сказала она. – Вы же Кристина, верно?

Кристина кивнула.

– Ваша мама часто рассказывает о вас, – широко улыбнулась медсестра. От нее пахло сладкой сдобой с корицей.

– Что с ней случилось, Франческа? – спросила Кристина, прочитав имя на пластиковой бирке на полиэстеровом халате женщины. – Мне можно ее увидеть? – Кристина взглянула через плечо сестры в сторону материной палаты и провела пальцами по волосам – надо было помыть голову.

Франческа похлопала Кристину по руке:

– Не волнуйтесь. Она просто немного запуталась. Сегодня она в порядке.

Немедицинское объяснение сестры только сильнее затянуло нервный узел в животе Кристины.

Она нашла на втором этаже палату № 14 и нерешительно замерла у открытой двери. Ее мать в халате сидела на краю кровати и смотрела в окно. Волосы у Йорцы были мокрые – наверное, только что из душа.

Кристина поставила на пол чемодан. Мать услышала и подняла глаза. Для Кристины было облегчением увидеть ее ястребиный взгляд.

– Кристина? – В тоне старой женщины послышалось суровое удивление. Ее седые волосы были подстрижены по-мальчишески, чтобы легче было мыть и расчесывать, а нахмуренный упрямый лоб сильно напоминал лоб самой Кристины.

– Я просто оказалась тут неподалеку, мама, – сказала Кристина, очень стараясь, чтобы это не прозвучало как оправдание. – И решила заскочить к тебе, узнать, как у тебя дела.

Йорца вопросительно подняла брови – так смотрит мать, которую дочь безуспешно пытается одурачить, уже не в первый раз.

– Если я не вовремя, то…

Йорца махнула рукой.

– Могла бы сначала позвонить, – ответила она с характерной для нее резкостью и стала вытирать влажные волосы полотенцем, которое Кристина не заметила у нее в руках.

– Но, мама, когда мне позвонили и сказали, что тебя нашли на полу без сознания, я, конечно, забеспокоилась, – объяснила она, теперь уже точно оправдываясь.

Мать озадаченно хмыкнула:

– Да? Как мило. Дети бегут со всех ног, стоит тебе упасть. Прямо хоть не вставай.

Кристина сжала плечо матери, исхудавшее из-за утраты мышечного тонуса – не то что в детстве Кристины, в Детройте, когда мать то и дело скребла щеткой из кабаньей щетины кухонный пол.