|
Меня охватило ужасное ощущение уже виденного. – Я ушел с омерзением, когда один дурак-профессор не стал брать мою работу о долге Уолта Уитмена перед дзен-буддизмом. Высокомерный, провинциальный дурак. – Да, – сказал я. – Как вы думаете, нельзя ли выключить внутреннее освещение? Мы подъезжали к центру города. Гниющие трущобы уступили место строениям покрупнее, даже еще более гнилого вида. Уличные фонари попадались редко. Слабые отблески зарниц отражались в глубоких черных лужах, заливавших перекрестки. Казалось, что перед каждым темным фасадом лавки лежали или приподнимались посмотреть на приближающийся автобус закутанные в тряпье фигуры, напоминавшие тюки невостребованного белья в прачечной. В желтом свете внутри автобуса мы выглядели как бледные трупы. Теперь я понимал, что должны чувствовать военнопленные, которых провозят по улицам вражеской столицы. Впереди, в круге черной воды на ящике стоял мальчик и, как мне показалось, крутил за хвост дохлого кота. Он бросил его в подъехавший автобус, и только тогда, когда покрытая шерстью тушка с глухим звуком отскочила от ветрового стекла, я сообразил, что это была крыса. Водитель выругался и направил машину на ребенка. Мальчик отпрыгнул, мелькнув коричневыми ногами, а ящик, на котором он стоял, разлетелся под правым колесом. – Вы понимаете, конечно, потому что вы поэт, – сказал Кришна, ощерив мелкие, острые зубки. – Как насчет освещения? – спросил я, чувствуя, что начинаю закипать. Амрита коснулась моей руки левой ладонью. Кришна бросил что-то по-бенгальски. Водитель пожал плечами и буркнул в ответ. – Выключатель сломан» – сказал Кришна. Мы выехали на открытое пространство. То, что могло быть парком, жирной черной линией рассекало лабиринт покосившихся строений. Посреди захламленной площади стояли два заброшенных трамвая, а рядом с ними под провисшим навесом сгрудились с десяток семейств. Снова начинался дождь. Внезапно обрушившийся ливень колотил, словно кулаками с неба, по железу автобуса. Щетка была лишь со стороны водителя, и она лениво двигалась по водяной завесе, которая вскоре отделила нас от города сплошной пеленой. – Мы должны поговорить о мистере М. Дасе, – сказал Кришна. Я моргнул. – Я хотел бы, чтобы свет был выключен, – медленно и отчетливо сказал я. Иррациональная ярость накапливалась во мне с самого аэропорта. Через секунду я уже не сомневался, что придушу этого ограниченного, бесчувственного идиота; буду душить, пока эти лягушачьи глаза не вылезут из его дурацкой башки. Я ощущал, что злость, как тепло от крепкого алкоголя, растекается по телу. Амрита, должно быть, почуяла наплыв моей невменяемости, поскольку ее пальцы сжались на моей руке, как клещи. – Очень важно, чтобы я поговорил с вами о мистере М. Дасе, – сказал Кришна. Духота в автобусе была почти невыносимой. Пот застывал на лице, как волдыри от ожога. Наше дыхание, казалось, зависло в воздухе облаком пара, в то время как мир вокруг нас оставался сокрытым грохочущим ливнем за окнами. – Я выключу этот проклятый свет, – проговорил я и начал подниматься. Если б не Виктория, Амрита вцепилась бы в меня сзади обеими руками. Кришна удивленно поднял широкие брови, когда я навис над ним. Правую руку я высвободил как раз в тот момент, когда Амрита сказала: – Уже не имеет значения, Бобби. Мы приехали. Смотри, вот отель. Я застыл и наклонился, чтобы выглянуть в окно. Ливень перестал так же внезапно, как и начался, и лишь слегка моросило. Моя злость улетучилась вместе с затихающим звуком дождя на крыше. – Мы, наверное, поговорим попозже, мистер Лузак, – сказал Кришна. |
