— Думаю, что это очень интересная профессия. Что может быть
более захватывающим, чем определение расстояния между звездами. —
Шнейдер допил пиво и закончил: — Что же, в таком случае, «Шолом
Алейхем» … Что означает пожелание удачи. Или, если быть более
точным: «Мир вам».
— Благодарю вас, — сказал Митчелл.
— Иврит, — пояснил Шнейдер. — Мне стыдно говорить на иврите с
теми, кто им владеет. Они утверждают, что у меня ужасный акцент.
Но вы ведь не возражаете, не так ли?
— Нисколько, — ответил Митчелл и, обратившись к бармену,
сказал: — Господин Абрамс, пожалуйста ещё одно пиво для господина
Шнейдера.
— Нет, нет, — замахал руками Шнейдер. — Артист не должен пить
перед выходом на сцену. После… вот это другое дело… Ах, вот оно
что… — произнес он, отвесив почтительный поклон, и без паузы
продолжил: — Fraulein, я вами просто очарован.
Митчелл обернулся. В бар вошла Руфь. Девушка, видимо, очень
спешила и поэтому чуть-чуть запыхалась. Однако, несмотря на это,
она улыбалась и выглядела просто прекрасно в своем простом
хлопчатобумажном платье. Лицо у девушки загорело так, что казалось
темно-коричневым, а её глаза светились радостью от встречи с
лейтенантом.
— Я так боялась, — сказала она, подходя к Митчеллу и беря его
за руку, — что ты рассердишься. Рассердишься и уйдешь.
— Я вовсе не собирался уходить, — возразил Митчелл. — Во
всяком случае до тех пор, пока меня не выкинули бы отсюда и не
захлопнули за мной дверь.
— Счастлива это слышать, — рассмеялась Руфь, сжимая ладонь
офицера. — Очень счастлива.
— Полагаю, что в моем дальнейшем присутствии здесь нет
необходимости, — с поклоном сказал Шнейдер. — Тысяча
ak`cnd`pmnqrei за пиво, лейтенант. Мне пора за рояль, чтобы
господин Абрамс не начал задумываться, стою ли я тех денег,
которые он на меня тратит. Прошу вас, прослушайте внимательно мою
интерпретацию «Звездной пыли», если это вас не очень сильно
утомит.
— Мы будем слушать очень внимательно, — заверил его Митчелл.
Шнейдер вышел во внутренний дворик, и скоро до помещения бара
донеслись звуки гамм и обрывки мелодий. Музыкант готовился к
вечернему выступлению.
— Итак, чем же мы занимались ведь день? — спросила Руфь, и в
её вопросе прозвучали нотки, которые при желании можно было
трактовать, как заявку на право собственности. В то же время в нем
чувствовалась и легкая ирония.
— Итак, — начал Митчелл, — мы …
— Ты — самый красивый лейтенант во всей американской армии, —
вдруг заявила Руфь.
— …вначале отправились на море, — продолжил Митчелл, который
был настолько смущен (и в то же время польщен) словами девушки,
что сделал вид, будто их вовсе не слышал. — Провели некоторое
время на пляже. Затем совершили несколько боевых вылетов. Цель —
ближайший бар. Принимали джин с соком грейпфрута.
— Ты согласен с тем, что у нас в Палестине отличные
грейпфруты? — спросила исполненная патриотизма Руфь.
— Просто потрясающие, — ответил Митчелл. — В Америке нет
ничего подобного. |