|
Позвольте мне представиться самому, поскольку все здесь присутствующие, кажется, забыли правила хорошего тона. — Митчелл Ганнисон, — произнес Митчелл, встал со стула и протянул руку. — Прошу меня извинить, — сказал Карвер. — Боюсь, что выпил лишнего. — Это — Саид Таиф, — он указал на самого высокого из арабов — человека средних лет с суровым, приятным лицом, которое слегка портили тонкие плотно сжатые губы. Митчелл обменялся рукопожатием и с Саидом Таифом. — Он не любит американцев, — громко произнес Кравер. — Мистер Таиф — ведущий журналист местного арабского мира, он пишет в тридцать четыре американские газеты, но американцев терпеть не может. — О чем это вы? — вежливо поинтересовался мистер Таиф, чуть склонив голову набок. — К тому же он глух, — сказал Карвер, — что бесспорно является большим плюсом для любого журналиста. Никто не стал представлять третьего араба, который стоял одиноко чуть сбоку, и с горячим восторгом взирал на Таифа. Так обычно смотрит на хозяина, сидящий у ног боксер. — Почему бы вам ни занять столик и ни приступить к ужину? — спросила Руфь — Лейтенант, — сказал Карвер, не обращая на неё внимания, — послушайте совет ветерана Ближнего Востока. Не связывайтесь с обитателями Палестины. — Он вовсе и не связывается с обитателями Палестины, — возмутилась Руфь. — Он связывается со мной. — Бойся жителей Палестины! — слегка пошатнувшись выпалил Карвер. — Человечество в Палестине обрекло себя на гибель. Тысячи лет обитатели этих мест вырубали леса, сжигали города и истребляли друг друга. Это не место для американцев. — Вы слишком много пьете, мистер Карвер, — заметила Руфь. — Тем не менее, — тряся головой, продолжал Карвер, — это место для распятия Христа было выбрано не случайно. Вы можете пятьсот лет рыскать по атласу мира, но лучшего места для распятия Христа вам не сыскать. Сам я — квакер из города Филадельфия, штат Пенсильвания, и здесь моему взору открывается лишь кровь и истекающее кровью человечество. Когда войне придет конец, я вернусь в Филадельфию и буду ждать того счастливого момента, когда, открыв утреннюю газету, прочитаю, что прошлой ночью все обитатели Палестины истребили друг друга. Все укокошили всех. До последнего! — Он приблизился нетвердой походкой к стулу Руфи, низко наклонился и, внимательно глядя ей в глаза, произнес: — Jp`qhb` девочка. Красивый и несчастный ребенок. — Карвер выпрямился и посмотрев на лейтенанта торжественно провозгласил: — Ганнисон, должен предупредить вас как офицера и джентльмена: ни один волос не должен упасть с головы этой девочки! — Когда я рядом с ней, — очень серьезно ответил Митчелл, — ни одному её волоску ничего не грозит. — Если вы не можете не пить, — резко сказала Руфь, — то почему бы вам это не делать в компании американцев? Почему вы ходите с такими бандитами и убийцами, как эти? — Она махнула рукой в сторону арабов. Журналист улыбнулся, в неярком и неровном синем свете его красивое лицо казалось ледяным. — Непредвзятость, — прогудел в ответ Карвер, — знаменитая американская беспристрастность. |
