Мы никому не друзья, но в то же
время и никому не враги. Мы всего лишь строим аэродромы и
нефтепроводы. Непредвзятость, или равноудаленность, если так вам
больше нравится. Завтра, например, мне предстоит деловой обед с
Председателем Еврейского агентства.
— Таиф, — обращаясь к журналисту, громко сказала Руфь, — я
прочитала ваше последнее творение.
— Ах, вот оно что, — произнес Таиф бесцветным, лишенным
всяких эмоций голосом. — Ну и как, понравилась ли вам моя статья?
— На вас ляжет ответственность за смерть многих тысяч евреев,
— заявила Руфь.
— Благодарю вас, — с улыбкой ответил араб, — именно на это я
и надеюсь. — Повернувшись к Митчеллу, он продолжил: — Как вы
понимаете, лейтенант, наша маленькая очаровательная Руфь в данном
вопросе объективной быть не может. Поэтому возникает необходимость
представить и арабскую точку зрения. — Таиф стал говорить гораздо
серьезнее, делая паузы и смысловые ораторские ударения. Этим он
сразу стал чем-то напоминать евангельского проповедника. — Мир
просто потрясен достижениями, которых в Палестине сумели добиться
евреи. Прекрасные, чистые города с водопроводом. Промышленность.
Там, где раньше была пустыня, произрастают оливы и благоухают
розы. И так далее, и тому подобное.
— Старик, — сказал Карвер и потянул журналиста за рукав, —
пойдем лучше к столу, а лекцию лейтенанту ты прочитаешь как-нибудь
в другой раз.
— Нет, если позволишь. — Таиф весьма вежливо освободил свой
рукав и продолжил: — Я не упускаю ни одной возможности
побеседовать с нашими американскими друзьями. Понимаете, мой
добрый лейтенант, вам вполне могут быть по душе фабрики и
водопровод. Я готов согласиться, что с определенной точки зрения
фабрики и водопровод — весьма полезные вещи. Но эти вещи не имеют
никакого отношения к арабам. Возможно, что арабы предпочитают
пустыню в её первозданном виде. У арабов своя культура…
— Когда я слышу слово «культура», моя рука тянется к
пистолету, — сказал Карвер и добавил: — Вы не помните, кто из
великих американцев произнес эту фразу?1
— Европейцам и американцам, — продолжал журналист своим
монотонным, бесцветным голосом, — арабская культура возможно
представляется отсталой и ужасающей. Но арабы, простите,
предпочитают именно её. Исключительно арабские ценности
сохраняются лишь благодаря их примитивному образу жизни.
Оказавшись в сети водопроводных труб, арабы просто вымрут.
— Итак, — сказала Руфь, — только что мы выслушали новую идею:
«Убей еврея, так как он несет с собой ванну и душ».
Журналист снисходительно улыбнулся девушке так, как улыбаются
милому, умному ребенку, и сказал:
— Лично я против евреев ничего не имею. Клянусь, что не желаю
gk` ни одному из живущих в Палестине евреев. Но я буду биться
насмерть ради того, чтобы не допустить в эту страну ещё хотя бы
одного еврея. Это арабское государство, арабским оно должно и
остаться.
— Ганнисон, — вмешался Карвер, — неужели вы не рады тому, что
здесь оказались?
— В Европе погибли шесть миллионов евреев, — резким, полным
боли и страсти тоном, сказала Руфь, немало удивив этим Митчелла. —
Куда вы хотите отправить тех, кто сумел выжить?
Девушка и журналист скрестили взгляды, совсем забыв о
присутствующих. |