|
Другие осаждают гардероб. Хлопочут насчет машин и такси. Мегрэ потерял добрых десять минут, разыскивая американца по всему театру. Потом, с непокрытой головой, без пальто, вынужден был наводить справки на улице - у полицейских, рассыльного, муниципальных гвардейцев. В конце концов он выяснил, что Мортимер только что уехал. Ему показали место, где стояла его машина, - как раз напротив бистро, облюбованного продавцами контрамарок Машина ушла в направлении заставы Сен-Мартен. Пальто свое Мортимер из гардероба не взял. На улице повсюду, где можно было укрыться от дождя, толпились зрители, дыша воздухом. Комиссар, насупившись, раскурил трубку, засунул руки в карманы. Раздался звонок. Зрители устремились в театр. Даже муниципальные гвардейцы исчезли вместе с ними, чтобы послушать последний акт. Бульвары выглядели неряшливо, как обычно в одиннадцать вечера. При свете фонарей пелена дождя казалась менее плотной. Из соседнего кинотеатра схлынули последние зрители, в зале погасили свет, убрали рекламные щиты, закрыли двери. Под фонарем с зеленой полосой люди ждали автобуса. Когда он подошел, завязалась перебранка: свободных мест не оказалось. Не обошлось без полицейского: автобус уже тронулся, а страж порядка все еще выяснял отношения с каким-то возмущенным толстяком. Наконец по асфальту скользнул лимузин. Как только машина затормозила, дверца распахнулась. Мортимер как был с непокрытой головой, во фраке, легко взбежав по ступеням лестницы, уже входил в залитое теплым светом фойе. Мегрэ взглянул на шофера: стопроцентный американец, с резкими чертами лица и выдающейся вперед челюстью, он неподвижно сидел за рулем, закованный в ливрею, как в доспехи. Комиссар лишь приоткрыл одну из обитых чем-то мягким дверей. Мортимер стоял в глубине своей ложи. Актер саркастически бросал отрывистые реплики. Занавес упал. Цветы. Всплеск аплодисментов... Зрители устремились к выходу. На них зашикали. Актер объявил имя автора, нашел его на авансцене, вывел на середину. Мортимер целовал и пожимал руки, оставил сто франков на чай билетерше, которая принесла ему пальто. Жена его была бледна, под глазами у нее легли фиолетовые тени. Когда они сели в машину, произошла заминка. Супруги заспорили. Миссис Ливингстон нервничала, не соглашаясь с мужем. Тот закурил папиросу, сердито щелкнув зажигалкой. Затем что-то бросил в переговорную трубку, и машина тронулась, такси Мегрэ - за ней. Половина первого ночи. Улица Лафайета. Белые колонны собора Троицы, скрытые строительными лесами. Улица Клиши. Лимузин затормозил на улице Фонтен у "Пиквикс-бара". Швейцар в синем с золотом. Гардероб. Красная портьера отодвинулась и опустилась, навстречу комиссару поплыли звуки танго. Мегрэ последовал за супругами Ливингстон, остановился у ближайшего к двери столика, который, наверное, никогда не бывал занят, так как находился на самом сквозняке. Ливингстоны выбрали столик поближе к оркестру. Американец углубился в меню, выбирая, что заказать на ужин. Перед его женой склонился наемный танцор. Она пошла танцевать. Ливингстон как будто подстегивал ее своим взглядом. Она обменялась несколькими фразами с партнером, но ни разу не обернулась в ту сторону, где сидел Мегрэ. В зале среди посетителей в вечерних туалетах было несколько иностранцев в повседневной одежде. |
