|
Это создавало ощущение кошмара: остановившееся солнце, палящее бесконечную степь, по которой можно идти вечно – и никогда уже ничего не изменится, нет больше ни мира, ни цивилизации, только эта степь с одним‑единственным видом травы и растущая усталость, которой тоже не будет предела. Только сменявшиеся в шлеме цифры шкалы компаса были восхитительно реальны. Роберт избрал ту же тактику, что и туземцы: он шел низинами, все время лавируя между холмами. Математически это удлиняло путь, но физически делало его легче, избавляя от постоянных подъемов и спусков; к тому же это было и безопаснее – пилот не «светился», поднимаясь над поверхностью травы. Конечно, это все равно не гарантировало от неприятных встреч – коренные жители степи, разумные или неразумные, играли здесь на своем поле – и Роберт, не утруждая себя лишними раздумьями, палил теперь по каждому шороху и движению. В большинстве случаев это были ложные тревоги; лишь один раз после выстрела раздался странный пронзительный крик, удивительно похожий на человеческий. Но, сделав несколько шагов в том направлении, пилот увидел, что убитое им существо – всего лишь животное, бесхвостый грызун величиной с лису. В другой раз между стеблями мелькнула какая‑то тень. Это было что‑то большое, безмолвное, и, как выяснилось, весьма живучее: после первого выстрела оно стремительно метнулось вглубь зарослей. Роберт на всякий случай еще выстрелил вдогонку, но не стал его преследовать.
На очередном привале он поглядел на солнце, на часы, и понял, что если немедленно повернет назад, то до темноты успеет вернуться на базу. Тоже, конечно, не слишком‑то надежное убежище, но все же лучше, чем спать ночью в травяных джунглях. После такого перехода ему понадобится часов десять сна, потом еще надо добраться до корабля и починить пульт... По наихудшему сценарию он сможет начать поиски с воздуха не раньше чем через двое земных суток. Впрочем, по наихудшему сценарию он давно сбился с направления на стойбище и может идти без всякого толка хоть неделю, хоть месяц – нет, столько не может, остатки консервов и питья можно растянуть еще дня на два... Роберт грязно выругался и зашагал дальше. Пару часов спустя ему вновь стали попадаться примятые и обломанные стебли, а потом и целые проплешины, на которых трава была словно скошена. Глядя на растрепанные и измусоленные остатки стеблей, Роберт понял, что в качестве «косарей», скорее всего, выступали травоядные животные. Услышав вскоре впереди справа шорох и хруст, он не стал стрелять, а лег на землю и осторожно пополз на шум. Это были слонобыки – сразу трое их паслось рядом. Впервые увидев их живыми, Уайт понял, что придуманное им название весьма неудачно – животные мало походили на быков и еще меньше на слонов – но надо же было как‑то их называть. Пилот наблюдал за ними довольно долго, и, убедившись наконец, что поблизости нет пастухов или наездников, обошел животных и двинулся дальше. Слонобыки и их следы попадались ему все чаще. Само по себе это ничего не значило – в с степи вполне могли существовать и дикие стада, и даже тот факт, что животные спокойно реагировали на человека, ни о чем не говорил – столь крупным и сильным зверям незачем быть пугливыми, к тому же Роберт, очевидно, лишь весьма отдаленно походил на туземца. И все же пилот почувствовал, как участился его пульс: неужели стойбище где‑то рядом? Рельеф стал заметно ровнее; самые высокие стебли едва достигали трехметровой высоты. Слонобыки здесь уже не встречались – должно быть, такая трава казалась им слишком чахлой – и Роберт хотел уже повернуть обратно, как вдруг заметил в стороне поднимающийся в небо дымок. Приглядевшись, он разглядел еще несколько; в отличие от темного дыма земных костров, эти были какими‑то полупрозрачными и плохо различимыми. – Эмили! – окликнул пилот, но ответа не было. Неужели контакты передатчика все‑таки отвалились? Впрочем, это был бы еще не худший вариант. |
