|
А я не достиг ничего, разве что обрел веру. Веру в только что потерянную женщину. «Вот она, погоня за счастьем!» — с горечью подумал я. Может, падение в Нил было бы спасительным шансом. Сломленный духом и телом, я чуть ли не бредил. Мне хотелось вернуться в Каир и во что бы то ни стало разузнать о судьбе Астизы. И хотелось проспать тысячу лет. Шар не позволил мне ничего. Его баллон сшили на совесть. На высоте было холодно, я дрожал в мокрой одежде, и мне стало дурно от безумного головокружения. Рано или поздно это хитроумное изобретение должно опуститься, и что же будет тогда? Пестревшая внизу дельта напоминала волшебную страну. Величественно покачивали кронами ряды финиковых пальм. Поля раскинулись огромным лоскутным одеялом. По древним дорогам тащились запряженные осликами тележки. С воздуха все казалось чистым, аккуратным и безмятежным. Люди всплескивали руками и бежали, следя за моим передвижением, но все они быстро остались далеко позади. Небеса налились синевой. Вот я и сподобился увидеть небеса. Меня продолжало сносить к северо-западу. Через пару часов я заметил Розетту в устье Нила и Абукирский залив, где потерпел сокрушительное поражение французский флот. Далее завиднелась Александрия. Осталось позади побережье с его кремово-пенным прибоем, и я улетел в просторы Средиземного моря. Значит, я все-таки могу утонуть. Почему же я давным-давно не избавился от этого медальона? И тут я заметил корабль. Впереди на средиземноморской глади маячил фрегат, он держал курс на Розетту, где Нил вывалил в море свой длинный шоколадный язык. Крошечное судно блестело на солнце, оставляя за кормой пенный кильватер. Море покрывали стада белых барашков. Ветер трепал полотнища флагов. — По-моему, там английский флаг, — пробормотал я сам себе. Разве я не обещал Нельсону вернуться с новыми сведениями? Несмотря на горестную опустошенность, в моем мозгу зашевелились смутные мысли о спасении. Но как мне спуститься? Ухватившись за привязанные к корзине веревки, я попытался понять, как же управляют этим шаром. У меня не было больше ни винтовки, ни томагавка, чтобы продырявить его. Я глянул вниз. Фрегат, изменив курс, теперь следовал за мной, и моряки, размером с муравьев, очевидно, заинтересовались полетом. Но я легко обгоню их, если мне не удастся приводниться. Тут я вспомнил, что у меня есть еще огарок свечи и обломок кремня. Под газовым баллоном находился удерживающий веревки железный ошейник. Растрепав пучок конопляных волокон, я ударил кремнем по ошейнику и высек достаточно хорошую искру, воспламенившую кончик веревки, от которого, в свою очередь, загорелась пара выдернутых из корзины прутьев, поджегших фитиль свечи. Прикрывая ладонью огарок, я поднялся к газовому баллону. Конте говорил мне, что водород легко воспламеняется. Я поднес огонек свечи к шелковому полотнищу, увидел дымок, вспышку света… Послышался свист, и сильный удар горячего воздуха припечатал меня, опаленного и испуганного, ко дну корзины. Шар расцветился языками пламени. Огненные змейки проползли вверх по шву и устремились в небо. Сам шар не взорвался, лишь выплеснул немного воспламенившегося газа, но горел жарко, как сухая сосновая лапа. Он чертовски быстро, гораздо быстрее, чем хотелось бы, терял высоту. Огонь набирал силу, я поспешно выбросил все балластные камни, но это практически не помогло. Жутко болтаясь из стороны в сторону, корзина по спирали падала в море, оставляя за собой хвост огня и дыма. Слишком быстро! Белые барашки уже превратились в игривые волны, мимо с криком пронеслась чайка, горящий шар накрывал корзину, и я увидел, как насыщенный брызгами ветер смахнул набок его надувшуюся макушку. |
