Когда черногорцы впервые высадились на северном побережье, аворнийцы отнеслись к этому с ужасом, Ланиус уже знал это. Суровые мрачные мужчины в юбках в те далекие годы не были купцами-путешественниками, предпочитая торговым отношениям отношения с позиции силы – то есть занимались разбоем. Ланиус подозревал – он был в действительности почти уверен, но не придавал этому значения, – что они так и остались пиратами, когда бы и где бы им ни представлялся такой случай.

Король только что наткнулся на связку писем от аворнийского посланника, который посетил Нишеватц во времена прапрадеда принца Всеволода, и чтение обещало быть занимательным. Вдруг внезапное движение, пойманное боковым зрением, заставило его поднять голову. Первой его мыслью было, что какой-то слуга все-таки вошел в архив. Однако он никого не увидел.

– Кто здесь? – спросил он.

Ответом была тишина.

Он внезапно понял, что его уединенное времяпрепровождение в архиве наряду с положительными сторонами имеет и отрицательные. Если с ним что-то случится, кто узнает об этом? Кто придет спасти его? Если наемный убийца все-таки явится за ним, как и чем он станет обороняться? Самое грозное оружие, которым он в данный момент располагал, – бронзовый открыватель печатей на письмах.

А что, если Низвергнутый каким-то образом узнал, что Ланиус подолгу остается здесь в одиночестве... Беспокойство превратилось в страх. Раб, находящийся под чарами Низвергнутого, уже пытался убить его, когда он ухаживал за своими животными. Кинуть договор в лицо наемного убийцы жест еще менее эффективный, чем швырнуть в раба котозьяном.

– Кто здесь? – на этот раз Ланиус не смог скрыть дрожь тревоги в своем голосе.

Эта тревога неимоверно возросла, когда ответа снова не последовало.

Медленно, борясь со страхом, Ланиус поднялся со стула. Правой рукой он стиснул нож для вскрывания писем. Он не был воином. Что там говорить – он никогда не станет воином! Но он намеревался дать такой отпор, какой только сможет.

Еще одно мгновенное движение, на этот раз рядом со шкафом, небрежно заполненным рапортами офицеров – участников давней войны против фервингов.

– Кто здесь? – в третий раз Ланиус потребовал ответа. – Выходи. Я тебя вижу. – «Но как бы мне хотелось ничего не видеть! »

Еще движение – и наконец звук, раздавшийся одновременно с движением:

– Мяу?

Ланиус расслабленно опустился на стул, не в силах устоять на ногах.

– Борода Олора! – сказал он. – Выходи оттуда, ты, глупый котозьян!

Конечно, котозьян не вышел. Все, что мог видеть Ланиус, – это дергающийся кончик его хвоста. Вскочив со стула, король поспешил к дубовому шкафу. Теперь в любую секунду котозьян может начать карабкаться по стене, куда-нибудь слишком высоко, чтобы Ланиус мог достать его.

Он на самом деле был слегка удивлен, что животное еще не убежало. Так как страх прошел и к нему вернулась способность соображать, Ланиус стал издавать звуки, какими всегда подзывал котозьянов, когда собирался их кормить.

– Мяу? – снова отозвался беглец.

Ланиус надеялся, что он проголодался. Несмотря на мышей, скользящих там и сям по королевскому дворцу, охота на них, безусловно, была более трудной работой, чем просто подойти к миске за порцией мяса или рыбы. Разве не так?

– Все хорошо, – успокоительно бормотал Ланиус, двигаясь за шкаф. – Это не твоя вина. Я не сержусь на тебя. Я бы не возражал отправить неумеху Бубулкуса куда-нибудь подальше – нет, я бы не стал возражать против этого, – но на тебя я не сержусь.