Мои непокорные жесткие кудри развились и струятся до самого пола. Легче, легче!

Их холодные длинные пальцы находят мои в темноте.

Мы пляшем в пустоте залов и коридоров, и не осталось в этом мире ничего важного, кроме нашей беспечной пляски. Мы — звенья в ночном хороводе. Я, Кася, Дана и Клара с Марией. Мы уже здесь, мы пришли и больше не должны никуда убегать. Наконец-то!

Больше никто не скажет нам, что делать, что говорить, что чувствовать. Мертвым никто не указ, и это наше время.

Особняк обезлюдел, и крапива прорастает сквозь седые камни. Это правильно — здесь не место для живых. Только тонкокожие воспоминания, вроде нас, и должны населять его. Больше никому этот дом не сможет дать приют, никого не согреет. А нам и не нужно тепла.

Наш хоровод распадается, и подруги бросаются врассыпную, не оставляя следов на золе. Прятки! Только не прячьтесь слишком хорошо, я ведь могу разозлиться.

Данка обратилась крысой в подвале, но я выцарапываю ее из норы и разрываю шкурку, отчего она выпархивает наружу и с хохотом уносится прочь. Клара и Мария стали кленом и сухим плющом под окнами, но как я их ни тормошу, как ни трясу голые ветви, они не хотят просыпаться.

Ну их!

Осталась еще Кася. Где же она?

Вприпрыжку несусь по коридору, почти не касаясь паркета босыми ногами. Луна светит мне сквозь окна, луна светит сквозь меня. Резные панели первого этажа — столовая, лазарет, лестница, прихожая. Второй — жилые дортуары, кладовые, умывальни. Холл с залом для танцев. Нигде ее нет. Короткое рычание вырывается из груди.

Третий этаж. Опустевшие классы. Пюпитры и жесткие стулья, покосившиеся классные доски. Я окунаю ладони в меловую пыль и оставляю белые отпечатки на серых стенах. Скучно.

Где же ты? Чем ты кажешься?

Я ведь не люблю проигрывать.

Несусь дальше, туда, куда только ты одна и могла зайти, только тебе хватило на то смелости. Любую другую это уничтожит.

Но черная дверь заперта. Мерзавка! Я вырву тебе все ногти, как только подберусь поближе… Будешь знать, как прятаться. Я обползаю дверь полукругом по стене, но нигде нет ни щели, в которую я могла бы просочиться. Проклятье…

Там, внутри, вязкий мрак и кровавые джунгли, где лианы из волос, где полно тигров и ни одного охотника. Но я не могу отступить, иначе проиграю.

Мне остается только одно — постучать, чтобы она открыла. Ну, Кася!

Я стучу.

Я стучу.

Стучу.

Я…

Скрип дверных петель заставляет меня содрогнуться всем телом, будто что-то пробежало по спине, и я открываю глаза.

Где я?.. Кажется, я сижу на коленях на полу, перед моим лицом темная стена и такое странное чувство притупленной боли, будто я… билась о что-то головой? Поднимаю взгляд и вижу перед собой черную дверь. Ничто не закрывает ее от мира, ничто не сдерживает. Засовы и доски пропали. И, кажется, она немного приоткрыта.

Сердце разбивается о ребра снова и снова, и так тяжело дышать, что даже если бы я хотела крикнуть, то не смогла бы — горло сдавлено невидимой рукой.

Но все это глупости. Выдумка. Мне просто приснился еще один отвратительный кошмар. Там, внутри, нет никаких лиан, никаких щупалец. Нет ведьминских знаков, магических книг, исполнения желаний. Это просто старая дверь в чулан с восковыми фигурами. Там никого нет.

Поэтому я медленно поднимаюсь на онемевшие ноги и, покачиваясь, не оборачиваясь, ухожу прочь.

***

1 ноября 1925

Просыпаюсь до звонка на подъем и чувствую себя странно отдохнувшей. Будто не было вечеринки с распитием вина у девочек в спальне. Будто я не бродила во сне. Или мне это приснилось? За окном еще темно, как бывает ранним утром поздней осени, и даже желтый электрический свет кажется каким-то зябким.

В зеркале умывальни вижу бледное, но вполне здоровое лицо, осмысленный взгляд.