|
– В самом деле? – сказал я. – В конце концов, это самое главное, а у Дриффилда нет такой страницы, которая не была бы проникнута чувством прекрасного. – Да? – сказал я. – Жаль, что вас не было, когда мы поехали преподносить ему к восьмидесятилетнему юбилею его портрет. Это было действительно памятное событие. – Я читал об этом в газетах. – Знаете, там были не только писатели – это было очень представительное общество: наука, политика, деловой мир, искусство, высший свет. Не часто собирается такая коллекция знаменитостей, как та, что вышла тогда из поезда в Блэкстебле. Все были ужасно тронуты, когда премьер вручил старику орден «За заслуги». Он произнес прекрасную речь. Я не стыжусь сказать, что у многих в тот день навернулись слезы на глаза. – А Дриффилд тоже плакал? – Нет, он держался на удивление спокойно. Он был как всегда – такой, знаете, чуть застенчивый, скромный, с безупречными манерами. Он, конечно, был полон благодарности, но немного суховат. Миссис Дриффилд боялась, чтобы он не переутомился, и, когда мы сели обедать, он остался в кабинете, а она велела отнести ему кое что на подносе. Пока все пили кофе, я улизнул к нему. Он курил трубку и глядел на портрет. Я спросил, понравился ли ему портрет. Он ничего не ответил, только чуть улыбнулся. Потом он спросил, как я считаю, можно ли ему вынуть зубные протезы, а я сказал, что нет и что вся депутация сейчас придет прощаться. Потом я спросил, не думает ли он, что это удивительные минуты. «Занятно, – сказал он. – Очень занятно». По моему, он был просто потрясен. В последние годы он очень неопрятно ел, да и курил тоже – весь обсыпался табаком, когда набивал трубку. Миссис Дриффилд не любила, чтобы он в таком виде показывался людям, но я то, конечно, был не в счет. Я почистил его, а потом все пришли пожать ему руку, и мы возвратились в город. Я встал. – Ну, мне в самом деле пора. Я очень рад, что с вами повидался. – Я сейчас собираюсь на закрытый вернисаж в Лестерскую галерею. Я там кое кого знаю. Если хотите, я вас проведу. – Это очень любезно с вашей стороны, но они прислали мне приглашение. Нет, я, пожалуй, не пойду. Мы спустились по лестнице, и я взял шляпу. Когда мы вышли на улицу и я повернул в сторону Пикадилли, Рой сказал: – Я провожу вас до угла. Он зашагал со мной в ногу. – Вы ведь знали его первую жену? – Чью? – Дриффилда. – А! – Я уже забыл о нем. – Да. – Хорошо знали? – Достаточно хорошо. – Кажется, она была просто ужасна. – Этого я что то не припомню. – Как будто страшно вульгарная женщина. Ведь она была буфетчицей, да? – Верно. – Не понимаю, как его угораздило на ней жениться. Я везде слышал, что она изменяла ему на каждом шагу. – Да, на каждом шагу. – Вы вообще то помните, какая она была? – Прекрасно помню. – Я улыбнулся. – Она была прелесть. Рой усмехнулся. – Большинство о ней другого мнения. Я промолчал. Мы дошли до Пикадилли, и я, остановившись, протянул ему руку. Он пожал ее, но, как мне показалось, без своей обычной сердечности. У меня осталось впечатление, будто он разочарован нашей встречей. Я не мог понять почему. Он не добился от меня, чего хотел, по той простой причине, что не дал мне ни малейшего намека на то, что бы это могло быть. Не спеша шагая мимо аркады отеля «Риц» и вдоль ограды парка до угла Хаф Мун стрит, я размышлял, не было ли мое поведение более обычного отпугивающим. |
