|
– Она то, по моему, была не очень рада. – О нет, вы ошибаетесь. Ну, конечно, ей приходилось соблюдать большую осторожность. Старика просто осаждали люди, которые хотели с ним увидеться, и она должна была беречь его силы. Она всегда боялась, что он переутомится. Уж если на то пошло, вообще удивительно, как это он у нее продержался, да еще в здравом уме и твердой памяти, до восьмидесяти четырех лет. После его смерти я довольно таки часто ее видел. Она очень одинока. В конце концов, она двадцать пять лет только и делала, что ухаживала за ним. А это, знаете, нелегко. Мне ее вправду жаль. – Она сравнительно молода. Пожалуй, еще выйдет замуж. – О нет, она не сможет этого сделать. Это было бы ужасно. Мы пригубили коньяк и помолчали. – Вы, кажется, один из тех немногих, кто знал Дриффилда, пока он еще не пользовался известностью. Вы когда то часто с ним виделись, верно? – Более или менее. Я был почти мальчишкой, а он уже был в летах. Так что закадычными приятелями мы не были. – Может быть, и нет, но вы, наверное, знаете о нем много такого, чего другие не знают. – Пожалуй, да. – А вам никогда не приходило в голову написать о нем воспоминания? – Что вы, конечно нет! – А не кажется ли вам, что вы должны это сделать? Это же был один из великих романистов нашего времени. Последний из викторианцев. Исполин. Если каким нибудь книгам, написанным за последние сто лет, суждено бессмертие, то это его романы. – Сомневаюсь. Мне они всегда казались довольно скучными. Рой поглядел на меня смеющимися глазами. – Как это похоже на вас! Во всяком случае, вы должны признать, что находитесь в меньшинстве. Я, не стыдясь, сознаюсь, что читал его книги не раз и не два, а раз по пять, и с каждым разом они кажутся мне лучше и лучше. Вы читали, что писали о нем после его смерти? – Кое что. – Единодушие было просто потрясающим. Я прочел все. – Но если везде говорилось одно и то же, стоило ли все читать? Рой добродушно пожал плечами, но не ответил. – По моему, великолепно выступил «Таймс литерари сапплмент». Старик был бы рад, если бы прочел. Я слышал, что «Куортерли» готовит о нем статью в следующем номере. – А я все равно считаю, что романы у него довольно скучные. Рой снисходительно улыбнулся. – Вас не смущает то, что ваше мнение расходится со всеми авторитетами? – Ничуть. Я пишу уже тридцать пять лет, и вы не можете себе представить, сколько писателей на моих глазах были провозглашены гениями, час другой наслаждались славой и погружались в забвение. Любопытно, что потом с ними случилось. Умерли они, или попали в сумасшедший дом, или где нибудь служат? Может быть, они живут в захолустных деревушках и украдкой дают почитать свои книги местному доктору и старым девам из благородных семей? А может, их все еще считают великими людьми в каком нибудь итальянском пансионе? – Да, это неудачники. Я знавал таких. – Вы даже читали о них лекции. – Приходится. Почему не помочь людям, если можешь и если знаешь, что из них все равно ничего не получится? Черт возьми, можем же мы себе позволить быть великодушными! И потом, у Дриффилда нет с ними ничего общего. В полном собрании его сочинений тридцать семь томов, и последний экземпляр был продан на аукционе у Сотби за семьдесят восемь фунтов. Это говорит само за себя. Тиражи его книг росли из года в год и в прошлом году были больше, чем когда либо раньше. Можете мне поверить, эти цифры показывала мне миссис Дриффилд, когда я был там в последний раз. Дриффилд останется навсегда. |
