— Не обретёт, — сказал Юга. — Мы не знаем, куда девался пироскаф.

— Знаем, — возразил Касьян. — Ушёл на ремонт…

— Куда? — слегка испугалась Катя.

— Сушкин, давай признаваться, — велел Касьян.

— Давай… Только говори ты…

И Касьян рассказал, как Том попросил Дерево помочь «Деду Мазаю».

— В этом туренском тополе сверхсильная энергия. Вот оно и перенесло «Деда» в какое-то подпространство. Туда, где хорошие судоверфи. А весной перенесёт обратно…

Никто не заспорил. Касьян разбирался в подпространствах, поскольку сам был из тех краёв…

Выбор

С той поры каждый вечер пили чай из старого самовара. В щитовом домике или под парусиновым навесом. Потом Донби уносил самовар в лодочный сарай и грел яйцо обеими головами. Что-то бормотал.

Августовские вечера были очень тёплыми, но уже тёмными. Над протоками и островами Дельты повисали яркие созвездия. Дерево темнело в сумерках, как придвинувшаяся из космоса другая планета. Иногда в ней мерцали редкие огоньки.

— Наверно, та самая «сверхсильная энергия», — шепнул однажды Касьян Тому. — Работает на пироскаф…

— Может быть… — отозвался Том тоже шёпотом. Не было у Тома уверенности и была виноватость. Потому что недавно он сделал такое, в чем не смел признаться никому. Сам не знал, хороший это поступок или наоборот — вдруг даже предательство?

Дело в том, что Катя то поправлялась, то болела снова (доктор Брештук говорил: «Со временем пройдёт», но почему-то долго не проходило). И Том вдруг подумал, что надо попросить помощи у Дерева. Так же, как о пироскафе.

Но…

За два дня до того, сидя на перевёрнутой лодке, Том и Платоша разговорились о жизни. Платоша сказал:

— Том, если живёшь разумно, надо уметь делать выбор. Не требовать от судьбы слишком многого. Когда хочешь стать художником, не гонись за богатством… Ты, наверно, подумал: рассуждает, а сам не добился ни того, ни другого. Но я все же хороший художник, Том.

— Я знаю… — Том вспомнил роспись во дворце…

— Или вот пример попроще, из детства: если мечтаешь о велосипеде с мотором, не мечтай в то же время понравиться красивой девочке. Не желай два горошка на ложку…

— Гм… — сказал тогда Том. Разговор показался полушуткой.

Но сейчас Том подумал: «Может, в этом какой-то закон природы? Или правило подпространства? Вдруг дереву не понравится, что просил о пироскафе, а теперь новая просьба — о девочке…»

Может быть, есть на свете закон выбора?

Два дня он ходил в раздумьях. Потом решился. Забрался в развилку дерева, взялся за колечко и сказал:

— Дерево, послушай! Если нельзя помочь два раза — пироскафу и Кате, — помоги только ей.

Потому что «Дед Мазай» прожил на свете полтора века, а Катя Елькина неполные десять лет. У неё имелось больше прав на жизнь. Хотя пироскаф было очень жаль, и Том чувствовал себя так, будто второй раз открыл кингстоны…

И вот сейчас, при вечернем разговоре с Касьяном, Том признался. Сперва наполовину:

— Я боюсь за «Деда». Я перед ним виноват…

— Как виноват?!

Том зябко обнял себя за плечи и рассказал все.

Касьян отнёсся с пониманием:

— Надо принимать меры…

— Какие?

— Сушкин, серьёзные… У тебя есть какая-нибудь Катина вещица? Совсем мелочь.