Изменить размер шрифта - +
Шейн в приступе ярости удаляется в свою комнату, не желая ни с кем общаться, чтобы испить, так сказать, чашу одиночества. А теперь ты приказываешь мне, будто я твоя собственность. Что, тестостерон разыгрался?

— Ева!

— Я еще не закончила. Может, ты и воображаешь, будто клыки делают тебя здесь боссом, но это еще бабушка надвое сказала. Поверь, ты ошибаешься.

— Ева...

Майкл наклонился вперед, и Клер затаила дыхание. Его взгляд пугал, движения казались слишком быстрыми, а мелькнувшие зубы слишком белыми и острыми.

Ева отодвинула кресло, подхватила свою тарелку и, не оглянувшись, ушла на кухню.

— Господи, что происходит? — Майкл обхватил голову руками.

Клер сглотнула; во рту был металлический привкус, как будто она жевала вилку, а не спагетти. Все тело болело от необходимости сделать... хоть что-нибудь.

Она собрала тарелки со стола:

— Я вымою.

Майкл взял ее за запястье. Она не решалась посмотреть на него: не хотелось с такого близкого расстояния видеть изменения в его глазах — те, которые Ева разглядела так ясно.

— Я не причиню никому из вас вреда. Ты ведь веришь мне?

В его голосе явственно прозвучало сомнение.

— Конечно, — ответила она. — Просто... Майкл, думаю, ты на самом деле не знаешь, что пока представляешь собой. Какие перемены внутри тебя происходят. Ева считает, что это неразумно — демонстрировать тебе нашу слабость. Думаю, она права.

Майкл смотрел на нее, будто впервые видел. Словно прямо у него на глазах она из ребенка стала взрослой.

В его взгляде чувствовалась сила, но не вампирская, а берущая начало в самом характере Майкла. Эта его часть всегда вызывала у нее восхищение и любовь.

— Да, — мягко заговорил он, — я тоже думаю, что она права. — Он нежно коснулся щеки Клер. — Что произошло с Шейном?

— Ты не согласен с Евой насчет того, что у него просто приступ дурного настроения?

— Нет. — Майкл никогда не выглядел таким серьезным. — Возможно, ему требуется помощь, но вряд ли он примет ее от меня.

— Да и от меня тоже, скорее всего, — сказала Клер.

Майкл забрал у нее тарелки.

— Не стоит недооценивать себя.

 

Комнату Шейна освещали лишь тусклые уличные фонари. Клер приоткрыла дверь и в льющемся из коридора свете различила его ногу. Он лежал на постели. Она закрыла дверь, сделала медленный глубокий вдох, подошла и села рядом.

Он не двигался. Когда глаза Клер приспособились к полумраку, она разобрала, что его веки подняты, а взгляд устремлен в потолок.

— Не хочешь поговорить о том, что произошло? — спросила она. Никакого ответа. — Она зацепила тебя. Каким-то образом зацепила.

Поначалу казалось, что Шейн так и будет лежать, игнорируя ее, но потом он заговорил.

— Те из них, кто по-настоящему силен, могут проникать тебе в голову. Могут внушать... разные ощущения. Желания, которых ты на самом деле не испытываешь, порывы делать то, что сам ты никогда не сделал бы. Большинство из них этим не занимаются, но те, кто занимается, хуже всех прочих.

Клер потянулась к нему, и их руки встретились; поначалу у него были холодные пальцы, но постепенно стали согреваться.

— Клер, я не хочу ее, но она заставила меня хотеть ее. Понимаешь?

— Неважно.

— Нет, важно! Потому что раз она сумела сделать это однажды, дальше будет быстрее. — Шейн крепко сжал руку Клер. — Не пытайся остановить ее. Или меня, если до этого дойдет. Я сам должен справиться.

— Как?

— Любым способом, каким смогу. — Шейн придвинулся к ней. — Ты дрожишь.

Неужели? Клер и сама не заметила, что ее пробирает нервная дрожь. Казалось, в комнате резко похолодало, и только от Шейна исходило тепло.

Клер растянулась на постели лицом к нему.

Быстрый переход