Анакин уставился на своего учителя, удивленно округлив глаза.

– Объясни нам всем, как ты упустил своего падавана.

– Мы с Анакином слишком молоды, чтобы обладать такой ценностью, как уверенность, – начал Оби‑Ван. – Нашего опыта не хватает, чтобы обрести даже кратковременный внутренний мир. Кроме того, я был больше озабочен его ростом, чем своим, отвлекался на его явные проступки, вместо того чтобы использовать его как зеркало, чтобы определять свой собственный путь, и я, в свою очередь, мог вести его за собой.

– Хорошее начало, – согласился Мэйс. – А теперь, молодой падаван, объясни Совету, как ты обрел внутренний мир, ища дешевых приключений среди отбросов общества.

Анакин нахмурился еще сильнее.

– Не уходи в глухую оборону, – предупредил его Мэйс.

– Я сделал это, чтобы восполнить пробелы в своих тренировках, – раздраженно ответил Анакин.

Лицо Мэйса стало беспристрастным и непроницаемым, он прикрыл глаза и сцепил руки за спиной.

– И кто в ответе за эти пробелы?

– Я, магистр.

Мэйс кивнул, а лицо стало напоминать отесанный древними мастерами камень. Тут уж не до шуток, не до уловок. Для посвященных было понятно, что за этой маской скрывается яркое пламя напряженный работы мысли, достойное легендарных магистров прошлых тысячелетий.

– Я хочу избавиться от боли, – продолжил Анакин. – Моя мама…

Мэйс поднял руку, и Анакин тут же смолк.

– Боль может быть нашим величайшим учителем, – сказал, почти прошептал, Мэйс. – Зачем убегать от нее?

– Это… это моя сила. Я вижу.

– Но это неверно, – встрял Оби‑Ван, положив руку на плечо Анакину. Мальчик смущенно посмотрел на двух мастеров.

– В чем же это неверно, учитель? – спросил Мэйс у Оби‑Вана.

– Если опираться на боль, как на костыль, то она приведет к гневу и темной боязни правды, – пояснил Оби‑Ван. – Боль ведет, но не поддерживает.

Анакин наклонил голову набок. Среди рыцарей‑джедаев он казался таким хрупким, незначительным, – на фоне их потрясающего опыта. На его лице читалось невыносимое страдание.

– Мои самые полезные таланты не подходят джедаям.

– Ив самом деле, пытаясь избавиться от боли, ты растрачиваешь силы на машины и бесполезные соревнования, вместо того чтобы прямо посмотреть на свои чувства, – сказал Мэйс. – Ты наводнил наш Орден дроидами. Я постоянно натыкаюсь на них. Но разве ты забыл, что мы далеки от вопросов грубой материи? Попробуй снова объяснить свою ошибку.

Анакин покачал головой, зажатый между упрямством и слезами: – Я не знаю, что вы хотите от меня услышать.

Мэйс сделал неглубокий вдох и закрыл глаза: – Загляни внутрь, Анакин.

– Я не хочу, – едва слышно пролепетал Анакин. – Мне не нравится то, что я там вижу.

– Да разве такое возможно, чтобы ты видел там что‑то, кроме напряженного ожидания взросления? – спросил Мэйс.

– Нет! – выкрикнул Анакин. – Я вижу… слишком много, слишком много.

– Слишком много чего?

– Внутри я пылаю, как звезда, – голос мальчика прозвенел в зале Совета подобно колокольчику.

Мгновение тишины.

– Замечательно, – удовлетворенно отметил Мэйс Винду. На его губах словно заиграла улыбка. – И?..

– И я не знаю, что делать с этим. Я хочу убежать. Я становлюсь безрассудным и везде ищу сильных эмоций. Я никого из вас не обвиняю в том, что… – но он не смог закончить предложение.