— А второй случай? — с жгучим любопытством напомнил я.

 

— Второй случай… Дело еще более деликатное. Гений из вашей области, космонавтики…

 

— Королев?

 

— Нет. Этот сам понял ситуацию и назвался другим именем. Рассказала мне о нем женщина, приютившая его. Она подозревает, что… это Циолковский.

 

— Ух ты! И что с ним, надеюсь, он…

 

— С ним все в порядке. Назвался Ивановым. Дни и ночи занят научной работой. Перечитал горы книг, журналов, рефератов. Видно, хочет догнать, разобраться, чтоб идти дальше…

 

Женщина почти уверена, что это Циолковский.

 

— Но если это действительно Циолковский, так невежественно и глупо с нашей стороны не попытаться…

 

— Он правильно поступил — не назвав себя. Пока еще рано. Зачем подвергать себя насмешкам? Отрицательные эмоции ему противопоказаны — ему работать надо… Так вот, третий случай… — Ермак опять уставился на Ренату.

 

— Вы не захватили с собой документы? Те… выданные в 1932 году?

 

— Вот они.

 

Рената достала из сумки пачку документов и передала Зайцеву. Я уже видел их. Ермак медленно развернул их: диплом об окончании Тимирязевской академии — новехонький диплом. И паспорт. И две книги с одной и той же надписью. Одна пожелтевшая от времени, другая новая.

 

— Вы можете мне это доверить? — попросил Зайцев, внимательно просмотрев все.

 

— Пожалуйста.

 

Зайцев опять смотрел на Ренату, а я на него.

 

Невысокий, худой, пропорционально сложенный, очень славный и обаятельный человек. Серо-зеленые глаза на загорелом с резкими чертами лице смотрели лукаво и сочувственно, понимающе.

 

В чем было его обаяние — в доброте, любви к людям, доверии к ним, желании сделать каждого счастливым?

 

— Вы помните свою прабабку?… — вдруг спросил он Ренату.

 

— Помню очень хорошо. Она умерла от сыпного тифа в 1919 году. Мне тогда было десять лет. Она была добрая, ласковая, мудрая и очень любила меня. Она ведь меня вскормила, мать я никогда не видела, она умерла, едва я появилась на свет. Многое о бабушке я знаю от отца. Он часто о ней рассказывал.

 

— Как ее звали?

 

— Авдотья Ивановна Петрова. Девичья фамилия Финогеева.

 

— Расскажите мне о ней подробнее, если можете.

 

Рената взглянула на него с любопытством. Кажется, она сразу заподозрила что-то и разволновалась, но взяла себя в руки. Даже села поудобнее, приготовясь рассказывать.

 

— Простите, вы не возражаете, если я включу запись? — спросил Зайцев, — а то я могу забыть…

 

— Пожалуйста, если вас так интересует…

 

Моя прабабка Авдотья Ивановна была замечательной русской женщиной, самородком, жаль, что так трагически сложилась ее судьба.

 

Будучи совсем неграмотной, она сочиняла сама и знала на память сотни песен и сказок.