— Да вы не волнуйтесь, — сказал Казаков, — все космонавты пройдут обследование. До обследования никто к работе в Космическом Институте допущен не будет. Вы же сами врач. Понимаете.

 

— Значит, вы не приняли всерьез ни одно мое слово? Все, что я вам рассказал, — плод больного воображения? Так, по-вашему?

 

— Ну, почему же… Все будет сделано как надо. Извините, у меня совещание…

 

Он посмотрел на часы.

 

Марфа была права. И зачем я только к нему пошел?

 

Расстроенный, удрученный, весь под впечатлением этой неудачи, я пришел — к Ренате.

 

Она жила в домах Лесного Института — четвертый этаж, комната с балконом, выходящим в институтский парк. Едва я позвонил, девушка открыла дверь. Мы сели у треугольного столика. Дверь на балкон была открыта, ветер свободно ходил по комнате, трепал занавески, цветы, бумагу на письменном столе, легкое серое платье Ренаты.

 

— Обедали ли вы сегодня? — спросила она, заметив мою бледность.

 

— Кажется, забыл пообедать. Но я ничего не хочу. Сначала расскажите, кто вы, как попали в Рождественское. Потом можете сварить мне кофе. Я слушаю.

 

Она на миг задумалась, рассматривая меня. На стене висел мой портрет. Не из тех, что выпускаются массовыми сериями «Герои-космонавты на Луне», а любительский. Наверное, Юрка ей подарил.

 

— То, что я хотела рассказать вам, совершенно невероятно, — задумчиво заметила Рената.

 

— Ну и что? Со мной тоже стряслась невероятная история. Говорите!

 

…Так я узнал историю Ренаты. Странную, немыслимую, невозможную историю.

 

— Вы мне верите? — спросила она, волнуясь.

 

— Конечно! Я очень рад вас видеть. Теперь давайте сварим кофе, а то у меня слабость от голода. А потом я расскажу вам свою историю, чем-то похожую на вашу.

 

— И с вами?

 

— Да. Только я пришел не через полвека после смерти, а всего лишь через два дня…

 

Рената прерывисто вздохнула — у нее совсем детские губы — розовые, свежие, чуть припухшие. А в тонком одухотворенном лице столько жизни, игры, смены настроений и ощущений: оно то темнело, будто тень от облака набегала, то светлело, розовело, загоралось, освещаемое радостью изнутри. И прекрасные, доверчивые, открытые людям глаза…

 

Я действительно изрядно проголодался и приналег на бутерброды. Настроение мое заметно поднялось.

 

После кофе я, в свою очередь, рассказал ей обо всем, что произошло в Лунной обсерватории.

 

— Что же все это означает? — спросила Рената. Щеки ее заметно побледнели, зрачки расширились.

 

— По-моему, только одно: где-то близко, рядом с нами, инопланетная цивилизация.

 

— Как же нам убедить в этом людей?

 

— Искать. Сегодня я не с того начал. Ну зачем я ходил к Казакову!

 

Я смотрел на Ренату. Сердце мое сжалось: не хотел бы я, чтобы ее сочли сумасшедшей, отчислили из института…

 

— Вы доверяете мне, Рената?

 

— О да!

 

— Тогда не торопитесь. Никому не рассказывайте своей истории.