|
Слуги начали разносить блюда с горячим мясом и подносы с фруктами и свежевыпеченным хлебом и расставлять на столе сладости. Гвенвифар позволила слуге положить ей немного мяса и фруктов, но почти не прикоснулась к еде. Она заметила, что им с Ланселетом поставили одну тарелку на двоих — как частенько делала она сама во время прошлых пиров в день Пятидесятницы, — и улыбнулась. А Ниниана, сидевшая рядом с Артуром, ела из одной тарелки с ним. Раз король даже назвал ее дочкой, и это придало мыслям Гвенвифар иное направление: может, он смотрит на Ниниану как на будущую жену своего сына? К ее удивлению, та же самая мысль явно посетила и Ланселета. — Уж не станет ли следующим празднеством свадьба? Я бы все таки сказал, что они приходятся друг другу слишком близкой родней… — А разве на Авалоне с этим считаются? — спросила Гвенвифар — более резко, чем намеревалась. Застарелая боль по прежнему давала о себе знать. Ланселет пожал плечами. — Не знаю. Еще мальчишкой на Авалоне я слыхал об одной далекой южной стране; тамошние владыки всегда заключали браки с братьями и сестрами, чтоб не смешивать королевскую кровь с кровью простонародья, и их династия просуществовала тысячу лет. — Язычники! — негодующе отозвалась Гвенвифар. — Они не знали Господа и не ведали, как тяжко они грешат… Но непохоже было, чтоб Гвидион как либо пострадал из за греха, совершенного его отцом и матерью; так почему бы ему, внуку — нет, правнуку Талиесина — не жениться на дочери Талиесина? « Бог покарает Камелот за этот грех, — внезапно подумала королева. — За прегрешение Артура — и мое… и Ланселета…» Она услышала, как Артур сказал Гвидиону: — Однажды ты сказал при мне, что Галахад не доживет до того, чтоб взойти на престол. — И ты помнишь, мой отец и лорд, — спокойно отозвался Гвидион, — что я дал тебе клятву: я не стану причиной гибели Галахада. И действительно, он с честью умер ради креста, который так глубоко чтил. Так оно все и случилось. — Что же еще ты предвидел, сын мой? — Не спрашивай, лорд Артур. Когда боги скрывают от человека, что ему написано на роду, они делают это из жалости. Даже если бы мне и было что то ведомо — а я говорю, что это не так, — я не стал бы тебе ничего рассказывать. « Быть может, — подумала Гвенвифар, и ее пробрала внезапная дрожь, — Бог уже достаточно покарал нас за наши прегрешения, послав нам Мордреда…» Но затем она взглянула на молодого рыцаря, и ее охватило смятение.» Как я могу так думать о человеке, что воистину стал сыном для Артура? Не его вина в том, что он появился на свет подобным образом!» — Не следовало Артуру поступать так, едва лишь схоронив Галахада! — снова сказала королева Ланселету. — Не нужно так говорить, моя леди. Артур помнит о долге, возложенном на короля. Неужто ты думаешь, будто это важно для Галахада — кто воссядет на троне, которого он никогда не желал? Я поступил бы куда лучше, Гвенвифар, если б отдал своего сына в священники. Королева взглянула на Ланселета; он сидел, погрузившись в раздумья, словно бы отделенный от нее тысячами миль. Ланселет ушел в себя — туда, куда она никогда не могла за ним последовать. И Гвенвифар, неловко пытаясь достучаться до него, спросила: — Так значит, ты не нашел Грааль? Она видела, как Ланселет медленно возвращается из неведомой дали. — Нашел… и подошел настолько близко, что грешному человеку не дано этого пережить. Но меня пощадили, дабы я вернулся ко двору и поведал всем: Грааль навеки ушел из этого мира. Он снова умолк, потом сказал откуда то издалека: — Я последовал бы за ним и в мир иной, но мне не позволено было выбирать. « Так значит, он не хотел вернуться в Камелот ради меня?» — подумала Гвенвифар. |
