Профессор снисходительно улыбнулся.

– Тогда скажи ей об этом, мой мальчик.

– До тех пор пока она не отпустит Франческо, не думаю, что она сможет полностью принадлежать мне.

– Ты хочешь на ней жениться?

– Думаю, что да.

– И увезти ее в Лондон?

– Я не представляю ее в Лондоне. Увезти Козиму из Инкантеларии – то же самое, что вырвать прекрасную пантеру из джунглей и поместить ее в зоопарк.

– Ты думаешь, она не сможет прижиться в клетке?

Люк вспомнил, как она о чем то полушепотом разговаривала со священником.

– Думаю, я уже знаю ответ.

– Тогда почему бы тебе не остаться здесь?

– И чем, скажите на милость, мне здесь заниматься?

– Жизнь всегда подскажет правильное решение.

– Может, присоединиться к их семейному бизнесу? – Люк засмеялся. – Но я не думаю, что варить целый день кофе – это мое призвание.

– А ты смотри глубже, в самый корень проблемы. Если ты любишь Козиму, то как нибудь решишь эту задачу.

– Я действительно люблю ее, поэтому обязательно что нибудь придумаю.

Карадок взглянул на него с отеческим участием.

– Но есть одна вещь, которую ты должен сделать в первую очередь, – серьезно произнес он.

– И какая же, профессор?

– Ты должен определить для себя, кто ты. Что ты хочешь получить от жизни? Тебе следует понять, что приносит тебе наибольшую радость, и тогда ты узнаешь свое жизненное назначение. Думаю, ответ удивит тебя.

– А вы все о себе знаете? – Люк явно был удивлен.

– Будь это так, я принес бы намного больше пользы. Но ты знаешь, что делать. Загляни в себя и жди, пока не придет ответ.

Альба сидела за письменным столом Панфило и внимательно рассматривала снимки. Их было всего пятнадцать. Пятнадцать окон в прошлое. Ей потребовалось время на просмотр каждого изображения, она досконально изучала мельчайшие детали, напрягая память, дабы вспомнить, как выглядело это место, когда она последний раз была там с Фитцем. Альба не могла не восхищаться Роминой за то, что та воссоздала замок с таким отменным вкусом, привнеся в него совершенно особый стиль. Он действительно был красив, словно заново ожил с помощью света и любви. Альба громко засмеялась над этим самообманом. Та зловещая картина, которую она рисовала в своей голове почти три десятилетия, подпитанная ее страхами и дурацкими фантазиями, перестала существовать. Ромина изгнала призраков, распахнув ставни и впуская солнечный свет. То, что было зловещим логовом безнравственности, стало теперь безупречным семейным домом. Альбе хотелось бы, чтобы у нее хватило мужества увидеть замок воочию, но гордость не позволяла ей этого сделать. Ей было невыносимо признать, что она ошибалась.

Наконец Альба взглянула на фотографии флигеля. Он сохранился в точности таким, каким был и тридцать лет назад. Ни одна деталь интерьера не изменила своего положения. Кровать стояла все та же, с выцветшим балдахином и шелковым покрывалом. Маленький туалетный столик был красиво уставлен баночками с кремом и стеклянными пузырьками с духами.

Зеркало времен королевы Анны, в которое мать Альбы, должно быть, неоднократно смотрелась, было все так же наклонено под углом. А вот стул, на котором она, вероятно, сидела, пока маркиз ожидал ее, лежа на кровати. Прелестный маленький письменный столик тоже стоял на прежнем месте. Однако самым удивительным был свет. В нем чувствовалось что то потустороннее, словно он исходил не снаружи, а изнутри.

Возвратившись в спальню, Альба обнаружила, что Панфило сидит в кровати, поглощенный чтением книги. Он взглянул на жену поверх очков, сразу же догадавшись, что она все таки просмотрела снимки. У Альбы же не было желания признаваться в том, что она сунула свой нос в чужие дела.