Скрестив ноги, рвали зубами только что изжаренное баранье мясо, хрустко жевали чеснок. У одного на груди нашит патронташ, набитый патронами от ружья Пибоди, криво нахлобучена шапка, похожая на воронье гнездо. Другой — коренастый, с круглым лицом, в рябинках от оспы, с пятью кремневыми пистолетами за поясом, в тюрбане над маленьким лбом — говорил сотрапезникам:

— Осман-паша спешит к Плевне, его штаб в селе Горнота-Магала, а во́йска — сто таборов.

При этих словах он обнажил ятаган и стал смазывать его маслом, словно и сам уже начал готовиться к походу.

Для вида еще немного отдохнув, Фаврикодоров припустил своего иноходца — надо было успеть передать со связным — торговцем солью — все добытые сведения в штаб Скобелева.

И опять знойный путь, белесое небо, слепни, мучающие коня. Лицо Фаврикодорова опаляли волны горячего пыльного воздуха, пыль скрипела на зубах… Он нетерпеливо все подгонял и подгонял коня.

Миновав небольшую деревушку Дечиран-Киой, разведчик наконец увидел вдали Плевну. Она покойно лежала в глубоком ущелье, по дну которого протекала река Чар, приток Вита. Возвышенности в густой заросли окружали город. Над источником у дороги полустертая надпись: «Приходи — и я дам тебе живую воду».

На окраине Плевны английские инженеры в турецких мундирах сооружали редуты. Англичанин со стеком в руках командовал согнанными на рытье траншей болгарами.

— Живей работай! — покрикивал он.

Неподалеку строился взвод турецких полицейских.

— Хазырол! — энергично скомандовал сержант-чауш.

В городе Константин Николаевич нашел пристанище у рубщика мяса — болгарина Пенчо Маджарова. Радов говорил, что этот преданный человек имел возможность передавать наиболее ценные сведения. Сам же Фаврикодоров должен был оставаться в Плевне в доме Пенчо и отсюда посылать донесения. Вместе с Маджаровым они придумали легенду: Хасан-Демержи-оглы приехал из Софии торговать рахат-лукумом и засахаренными орехами.

…Держа лоток на всклокоченной голове, Хасан вышел из дома Маджарова на улицу. Навстречу ему двигалась крикливая толпа. Впереди — два скрипача-цыгана и барабанщик, а за ними — башибузук в белой чалме, с ногами колесом и расплющенным носом. Подняв посаженную на кол голову усатого болгарина с отрезанными ушами, кричал во все горло:

— Он посмел не подчиниться премудрому падишаху! Комит!

Им все еще мерещились комиты.

Из винной лавки вышел ее хозяин — болгарин с обвисшими щеками — и старательно плюнул на мертвую голову. Башибузук одобрительно закричал:

— Хороший подданный! Молодец!

На левом рукаве у башибузука вышит амулет — «от пуль».

Хозяин лавки неторопливо, с чувством исполненного долга возвратился в Винницу, начал любовно переставлять на прилавке бутылки. Здесь были белое вино — «Димят» и «Кралово», красное — «Гымза» и «Фракия», персиковый ликер, анисовая водка — мастика. Башибузук вошел в лавку, положил на прилавок голову на колу и потребовал:

— Подай Шакиру «Иджи-биджи». Комитов бей, топчи!

…Хасан отправился к месту земляных работ на окраине города. Толстый, с носом, похожим на крупную шестерку, турок-надсмотрщик шутливо крикнул ему:

— Эй, седой, давай мне твой лоток, а сам возьми лопату, готовься встретить проклятых московцев!

Хасан подбоченился:

— Я забросаю их рахат-лукумом.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Госпиталь Красного Креста, куда привезли раненого Верещагина, помещался во дворце Бибеско, на зеленой окраине Бухареста.