|
Волнение увеличилось. Каждый богохульствовал на своем языке. То был шум, способный разбудить каноника. Но все эти несчастные были так тяжело ранены, что не имели возможности приподняться, и к тому же не было лодки... Многие из них, предвидя всю жестокость участи, какой представлены были их товарищи, прикатывались к разрубам нительсов и падали в море. -- Исполнено! -- сказал Дюран по возвращении своем Керноку. -- Мы готовы, -- отвечал Кернок, -- южный ветер крепчает. С этим фоком вместо грота, и брамселями вместо марселей, мы можем пуститься в путь. Тяни правые брасы, и правь на норд-норд-ост. -- Итак, -- сказал Дюран, указывая на разоснащенный корвет, -- этих бедняков оставим там? -- Да, -- отвечал Кернок. -- Это распоряжение однако не совсем ловко. -- Да! Не ловко!.. Знаешь ли ты, сколько у нас на борту осталось съестных припасов после праздника, данного вам мною, мерзавцы? -- Нет. -- Ну! У нас осталось один только бочонок сухарей, три бочки воды и ящик рому, ибо в один день вы размытарили трехмесячный запас. -- В этом мы столько же виноваты, как и они. -- Я на... на это плюю, нам может быть, остается еще плыть восемьсот миль, и кормить восемнадцать матросов, о которых прежде всего надобно позаботиться, ибо они в состоянии работать. -- Но те, которых вы оставляете на корвете, передохнут как собаки, или переедят друг друга, ибо завтра, послезавтра они проголодаются. -- Я... на это плюю, пусть околевают! По крайней мере, околеют полумертвые, а не мы, которые еще в состоянии травить канат. Матросы брига слышали этот разговор, между ними начался ропот. -- Мы не хотим покинуть наших товарищей, -- говорили они. Кернок бросил на них орлиный взгляд, взял свой интрекель под мышку, сложил руки за спину, и сказал грозным голосом: -- Что? вы... не хотите?.. Все молчали. -- Я вижу, что вы престранные животные! -- вскричал он. -- Знайте, канальи, что мы отдалены на восемьсот миль от всякого берега. Что для этого перехода нужно, по крайней мере, две недели и что если мы оставим раненых на борту, то они выпьют всю нашу воду, а пользы принесут нам не более, как весло линейному кораблю. -- Это правда, -- прервал тимерман-хирург-констапель, -- никто столько не пьет, сколько раненый, он как пьяница тянет досуха. -- А когда у нас не станет воды и сухарей, так разве Святой Кернок пошлет вам их? Мы вынуждены будем есть наше мясо и пить нашу кровь, как им приходится теперь -- собачий корм. Вам этого видно хочется, мошенники? Напротив же, стараясь править на Байону или Бордо, мы можем еще увидеть Францию, и жить там добрыми гражданами с нашими долями приза, которые будут немаловажны, особенно когда преумножатся их долями... -- прибавил Кернок, указывая на раненых, находившихся на корвете. Этот убедительный довод победоносно утешил последние упреки совести упрямцев. -- Одним словом, -- сказал Кернок, -- этому быть так, потому что я хочу, ясно ли это, а? И первому, кто только пикнет, я заткну рот чашкой моего кинжала. |
