~~~

Я подошел к машине. Руль все еще был липким от крови. Потом отмою, решил я. Рука ныла, но теперь уже не так сильно. Я ехал медленно, одной рукой настраивая приемник на местную волну. Передавали радиолото. Диктор монотонным голосом зачитывал номера. Я выключил приемник.

В салоне было по‑вечернему свежо. После заката стало прохладнее. Я закурил и развернулся. На мосту у автозаправки лежали цветы и горели свечи. Тут же разместилась группа хмурых подростков. На дороге стоял оператор и просил их встать покучней.

Позвонил заведующий фотоотделом. Им нужен был портрет парня. Семья погибшего просила не публиковать никаких фотографий, сказал я. Завотделом ответил, что газете не до семьи погибшего. Я пообещал постараться и что‑нибудь найти. В офисе я заходил на наш внутренний сервер. Фотография там еще лежала. Молодой Педерсен – в руке винтовка, на лице заметны остатки оранжевой краски, макушка выбрита, что придает детской фигуре агрессивный вид. Что‑то в нем было пугающее. Возможно, потому что совсем недавно он умер.

Снимок сделал один из наших штатных фотографов. Тогда я взял его с собой, отправляясь в Йордал, к ребятам, которые увлекались пейнтболом. Фотографию так и не напечатали. С подобным сюжетом параллельно работала воскресная редакция в Бергене – я этого не знал. Я предлагал опубликовать обе статьи, но предпочтение отдали бергенской версии. Потом я решил, что это и к лучшему. Есть в этих ребятах из «национального ополчения» что‑то нездоровое. Очень любят позировать в камуфляже и с оружием. Появись эта фотография в печати – шуму будет еще больше.

Меня тогда удивило, что некоторые наши подростки предоставлены сами себе. Их проделки называют детскими шалостями. Дескать, повзрослеют и перестанут валять дурака. Но есть ведь и другой вариант развития событий. Когда‑нибудь эти ребята могут выйти на улицу. Уже не дети, а здоровенные неуправляемые парни. Посмотреть хотя бы на молодого Педерсена. У него на лице написано, что он пойдет на что угодно. Не ведая, что творит.

Начальство померло бы от радости, получи они эту фотографию. Я решил ее не отправлять. Раз она им не понадобилась, пока парень был жив, то и после его смерти они ее не получат. Не знаю, сколько я написал статей, которые так и осели на нашем сервере. Поначалу я суетился, куда‑то звонил, а потом бросил это занятие. Без толку. Сколько ни суетись, статей все равно не опубликуют.

Без пяти десять я остановил машину возле больницы. Спустился по дорожке и перешел по мосту на Эйну. У этого островка, по форме напоминавшего легкое, река раздваивалась и проносилась мимо, вздыбливаясь ревущими бурунами. Отличное место для свиданий. Разве что игроки в лото приходили сюда по воскресеньям, посидеть в рыбацком клубе. Но в то же время это место было опасным. Если бы кто‑нибудь застукал нас там, объяснить, что мы там делаем, было бы невозможно.

Я поставил машину за деревьями – чтобы скрыть от посторонних взглядов. Я сидел на переднем пассажирском месте. Ирен, не поднимая глаз, курила. На ней было белое летнее платье. Какое‑то время мы просто молчали. Потом я сказал, она вроде бы бросила курить. Она ответила, что начала снова.

Ирен повернулась ко мне.

– Я чувствую, что совершаю ошибку, – сказала она и снова замолчала.

Я знал, что будет дальше. Знал с того момента, как услышал ее голос в автоответчике.

– Понимаю, – откликнулся я.

– Понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– Раньше все было безнадежно, но теперь… должно быть что‑то еще. Какое‑то будущее. Такие вещи не могут существовать без надежды на что‑то большее.

Я сказал, что ничего большего нет.

– Больше того, чтобы встречаться вот так? Прятаться? Полчаса сидеть в машине? Ведь мы сидим уже полчаса.