За полицейскими кордонами выстроились журналисты. Никого из них я не знал, а Мартинсен куда‑то запропастился. На старом заводском мосту собрались зеваки. Я решил присоединиться к ним. Дальше по фьорду, на грузовой пристани, собралась поисковая группа. Я увидел моего братца. Франк говорил по телефону, размахивая при этом рукой. К берегу пристала резиновая лодка. Молоденькая сотрудница полиции поймала кинутый трос и зачалила ее. Из лодки достали черный мешок и понесли в машину «скорой помощи», стоявшую наготове. Все работали быстро и слаженно, как будто только этим всю жизнь и занимались.

Я записал в блокноте: «16:15». Потом позвонил брату. Тот не ответил. И Мартинсен – тоже. Один из вертолетов взмыл вверх и улетел в южном направлении. Другой остался висеть над рекой, а потом даже стал снижаться. На борту я заметил логотип – на красном поле белая надпись: «Викинг эр».

Я стоял и ждал. Наконец Мартинсен позвонил. Его голос тонул в громком реве. Я уяснил, что оба вертолета наняла газета «Верденс Ганг». Мартинсен звонил в Берген – разузнать насчет других вертолетов, но «ВГ», похоже, зарезервировала все вертолетные компании. Мартинсен крикнул, что машет мне рукой. Я посмотрел вокруг и углядел его на одном из заводских контейнеров. И удивился, как это он туда забрался. Говорили, в заборе есть дыра. И рабочие пользовались ею, когда хотели улизнуть в город или проносили с лодок выпивку.

Второй вертолет тоже улетел. Все сразу же стихло. Тишину нарушал только шум реки. Я снова позвонил братцу. Он не отвечал. Мужчина рядом со мной сказал, что знает, о чем мне нужно написать.

– Вот как? – сказал я. – И о чем же?

– Что хватит принимать беженцев. Вот что нужно написать. Хватит принимать этих чертовых беженцев.

– Еще что?

– Можно написать, что иностранцам куда лучше жить в Осло. Там полно всяких разных. А здесь они – как бельмо в глазу. Представь, что будет, если рыбаков из фьорда заставят выращивать оливки. Вот что можно написать.

Я спросил, какое отношение это имеет к делу.

Вмешался другой зевака:

– Мусульмане выживут нас отсюда. Не в этом году и не в следующем, но когда‑нибудь – обязательно. Побеждают всегда те, кто быстрее размножается. Мусульмане постоянно делают детей, а мы вымираем.

Я ничего не ответил. Позвонила заведующая. Я не стал брать трубку. Первый собеседник наклонился ко мне. От него шел запах пота.

– Возьмем эту реку, – сказал он. – Семга, которую мы ловим, почти вымерла из‑за промышленных выбросов и той семги, которую разводят. Ясно?

– Не совсем.

– Мусульмане – как семга, которую искусственно разводят. Мы их откармливаем. Делаем сильнее. Но однажды они поплывут вверх по течению – и нам конец.

– Так уж и конец? – спросил я.

Вертолеты вернулись, и, перекрикивая рев моторов, мой собеседник орал мне в ухо:

– Напиши: мы хотим, чтобы они вернулись домой!

Я снял солнечные очки и посмотрел на него. Потом перебрался через забор и снова пошел вдоль реки. Мартинсен ждал меня возле рыбацкого домика. Он протянул мне телефон и сказал:

– Ты нарасхват.

Я взял у него сотовый.

– Это ты? – спросила завотделом.

– Я, – ответил я.

– Мартинсен говорит, нашли тело, – сказала она.

– Ну, что‑то они точно нашли, – ответил я.

– В смысле?

– Что‑то же они положили в черный мешок, прежде чем увезти его на «скорой помощи».

– Это был наш мальчик?

– Может, и дельфин.

Пауза. Потом на том конце послышался смех. Значит, чувство юмора у нее еще осталось.