Люди вокруг него смеялись. Я пересек гостиную и направился к лестнице. Никто не пытался меня остановить – наверное, я превратился в человека‑невидимку. Когда я снова стал видимым, Самсон Нильсен поднял руку.
– Не делай глупостей, – сказал он.
Я ничего не сказал. Самсон Нильсен казался спокойным. Он думал, что держит ситуацию под контролем. И это меня раздражало.
Он кивнул на одну из дверей:
– Может, зайдем в комнату, чтобы не мешать остальным?
– Думаю, они будут не против.
Самсон Нильсен небрежным жестом передал бокал какой‑то женщине в синем платье. Его волосы были зачесаны назад, и я подумал, что он лысеет. Сейчас он выглядел неплохо, но уже намечались залысины, которые через несколько лет так или иначе должны были превратиться в плешь.
– В чем дело? – спросил Самсон Нильсен.
– Сам знаешь.
– Нет, признаюсь, я не в курсе.
Я на секунду обернулся. С Брюсовой виллы открывался отличный вид на Одду. На фьорд и огни города. В саду все играл оркестр. Мне показалось, что я увидел председателя коммуны, танцующего с какой‑то блондинкой. Люди в гостиной болтали и смеялись. И это меня раздражало. Разве меня здесь нет? Разве у меня в руке нет винтовки?
Я снова повернулся к Самсону Нильсену:
– Черт возьми, не знаю даже, что с тобой сделать.
– Вот как?
– У тебя есть предложения? – спросил я.
– О чем ты думаешь, Белл?
– Думаю, как тебя наказать. Побольнее.
– И все‑таки я не понимаю, в чем дело.
– Он не умел плавать, – сказал я. – Черт возьми, он не умел плавать.
– О ком ты?
– Ты столкнул его с моста?
– Никого я не сталкивал.
– Ты столкнул его?
Самсон Нильсен покачал головой.
Ствол винтовки уперся ему в живот. Он вздрогнул, а потом наградил меня презрительным взглядом. Я сделал шаг назад. Мне хотелось застрелить его, но я чувствовал, что ненависть моя слишком слаба и беспомощна.
Я сказал:
– Думаешь, тебе это сойдет с рук?
Внезапно я сам усомнился… Да, это могло сойти ему с рук. Если «Рональдо» умрет, свидетелей убийства не останется. Полиция должна связать оба случая угона с убийством и, возможно, уже сделала это. А может, и нет, подумал я, может, полиция просто не захочет этого понять. Того, что понял я.
Самсон Нильсен спросил разрешения закурить. Я промолчал. Он закурил и посмотрел на меня:
– Ты говоришь о маленьком мальчике?
Я молчал.
– Тебе он нравится? – спросил Нильсен.
Я ударил его по лицу. Со всей силы. Мой кулак с противным звуком врезался в его нос. Сигарета выпала у него изо рта, голова запрокинулась. Он упал и ударился головой о стену.
Белую парадную сорочку заливала кровь. Моя правая рука болела. Левую холодил металл винтовки. Никто вокруг меня не двигался.
Я стоял и думал, что вот и финал. И упал здесь не Самсон Нильсен, а я. Упал в глазах сограждан.
– Не знаю, что я должен с тобою сделать, – сказал я ему. – Черт возьми, я не знаю, что делать с людьми вроде тебя.
Я спустился по лестнице. Гости пропускали меня и провожали взглядами. Снаружи рассветало. Над горой дрожало зарево, как будто небо было залито светящимся туманом. Пели птицы, шумела Опо.
С моста я зашвырнул винтовку во фьорд. Она булькнула и исчезла. Я поискал глазами маму‑утку, но не нашел. Только чайки кружили над пристанью и над водой. У самой толстой в клюве был зеленый пакет из «Кооп‑Меги». Пакет выпал, и несколько чаек начали драться за рассыпавшееся содержимое.
Приехав домой в Тукхейм, я начал прослушивать автоответчик. |