Мне было шестнадцать лет, когда в один прекрасный день я заявил:

 – Папа, я не хочу идти в университет. (Ах, какая это была  ересь!)  Я хочу стать художником.

 – Неплохое хобби, Ал, – сказал отец, нахмурясь.

 Он давно уже не раз хвалил меня за ту легкость и непринужденность, с которыми я рисовал, но никогда не принимал моего увлечения всерьез. И так и не принял до самой своей смерти.

 – Я говорю вполне серьезно, папа.

 – Да, Ал.

 Он не имел ничего против моей тяги к уединению. В Британии слово «бирюк» вовсе не вызывает неприятия, не то, что в Соединенных Штатах, где желание жить как все внушают детям с дошкольного возраста. Там «бирюки», как я узнал потом, это люди, у которых не все дома. Мой же образ жизни многие расценивали как оригинальный, но никто не находил в нем ничего предосудительного или ненормального.

 – Как Айвэн? – спросил я у матери.

 – Хочешь кофе? – сказала она.

 – Кофе, яичницу, гренки... да все, что угодно.

 Я спустился следом за матерью в полуподвальное помещение кухни, где приготовил и съел завтрак, отчего мое настроение и состояние заметно улучшились.

 – Что с Айвэном? – снова спросил я.

 Мать смотрела куда-то в сторону, как будто игнорируя мой вопрос, и вместо того, чтобы ответить на него, сама спросила:

 – Что у тебя с глазом?

 – Я наткнулся... Да ладно, чепуха, не имеет значения. Скажи мне лучше, здоров ли Айвэн.

 – Я, э-э-э... – Мать казалась непривычно нерешительной и неуверенной в себе. – Врачи говорят, что он мог бы постепенно прийти в норму...

 – Что значит «мог бы»? – спросил я.

 – Он не хочет.

 – Расскажи мне все подробно, – после паузы сказал я.

 Возник тот неуловимый момент, когда поколения меняются местами и дети становятся на место родителей. И, может быть, это произошло с нами раньше, чем в большинстве семей, из-за того, что я сызмальства привык заботиться о матери. Когда мать вышла за Айвэна, эта привычка отошла на второй план, но теперь вновь естественно заняла свое прежнее место, возродившись с удвоенной силой.

 Я сказал:

  Джеймс-Джеймс Моррисон-Моррисон, 

  А попросту маленький Джим...

 Мать засмеялась и продолжила:

  Смотрел за упрямой рассеянной мамой, 

  Больше, чем мама за ним...

 Я кивнул.

 – О, Александр. – Впервые в жизни я услышал, как ее голос дрогнул, но чувства так и не прорвали плотину, что сдерживала их.

 – Расскажи мне все как есть, – сказал я. Мать помедлила. Потом произнесла:

 – Он так угнетен.

 – Болезнью?

 – Не могу понять чем и не знаю, что с этим делать. Он почти не встает с постели, не хочет одеваться, почти ничего не ест. Я советовала ему вернуться в клинику, но он ни за что не соглашается, говорит, что ему там не нравится, и доктор Роббистон, кажется, не в состоянии посоветовать ничего дельного, что помогло бы Айвэну по-настоящему.

 – Ну а есть ли у Айвэна серьезная причина быть угнетенным? У него действительно так плохо с сердцем?

 – Врачи говорят, для беспокойства нет никаких оснований.