К моменту моего первого появления в Длинноволосой Галлии я уже знал язык эдуев, арвернов, воконтиев. А с тех пор освоил язык друидов, атребатов и несколько иных наречий. Да, у меня есть способности к языкам, это правда. Но я выучил эти языки не из прихоти, а сознавая, что общение напрямую позволяет людям понять друг друга гораздо лучше, чем с помощью толмачей. Однако я никогда не требовал и не потребую, чтобы вы выучили ла-тынь. А германцы заставят вас говорить на своих языках, которые в конце концов начнут вам казаться родными.
– Мягко стелешь, Цезарь, – возразил молодой арверн. – Именно в этом и таится опасность. Вы собираетесь господствовать скрытно. А германцы ничего не скрывают. Поэтому нам с ними проще, чем с вами.
– Вероятно, ты впервые присутствуешь на подобном собрании, ибо я не знаю тебя, – спо-койно сказал Цезарь. – Назови свое имя.
– Верцингеториг!
Цезарь подошел к самому краю возвышения.
– Во-первых, Верцингеториг, вы, галлы, должны примириться с присутствием каких-либо иноземцев. Окружающий вас мир стремительно сокращается с тех самых пор, как греки и кар-фагеняне рассеялись по всему периметру моря, которое мы, римляне, теперь называем Нашим. Но греки никогда не были единым целым. Греция всегда являла собой скопище маленьких го-родов-государств, которые, как и вы, постоянно дрались друг с другом, пока напрочь не исто-щили страну. Рим тоже поначалу был городом-государством, но постепенно он подчинил себе всю Италию, превратив ее в монолит. И все же господство великого города отнюдь не господ-ство диктатора-одиночки. Вся Италия голосует, избирая правителей Рима. Вся Италия живет жизнью Рима. Вся Италия поставляет Риму солдат. Ибо Италия и есть Рим, который растет и растет. И теперь вся Италийская Галлия к югу от реки Пад тоже является его частью и принима-ет участие в выборах магистратов. Вскоре этой чести удостоятся и все галлы, живущие севернее реки Над, потому что я поклялся добиться этого, ибо верю в единство. Я верю, что в единении сила. И я сделаю Длинноволосую Галлию единой страной. Это будет вам подарком от Рима. Германцы таких дорогих подарков не поднесут никому. Они могут лишь способствовать дегра-дации подчиненных племен. У них нет системы правления, нет системы торговли, нет системы законов, дающих народу возможность свободно работать и жить.
Верцингеториг язвительно засмеялся.
– Вы насилуете, а не управляете! Что вы, что германцы – одно!
Цезарь мгновенно отреагировал.
– Чушь! У нас пропасть отличий. О некоторых я уже говорил. Ты просто не слушаешь ме-ня, Верцингеториг, потому что не хочешь слушать. Ты взываешь к чувствам, а не к разуму. Это привлечет к тебе много сторонников, но столь же недальновидных, как ты. Задумайся, чего ты хочешь для своей родины? Вечных внутренних распрей при расширяющейся германской экс-пансии или спокойной привольной жизни под римской рукой? Я не хочу сражаться с вами, но это не значит, что я откажусь от борьбы. Ибо за мной стоит Рим, который объединяет народы, дает им законы, гражданство и мир. Всюду, куда входит Рим, воцаряется изобилие, развиваются ремесла, расширяются торговые связи. Например, вы, арверны, лучшие гончары в Длинноволо-сой Галлии. Разве вам не захочется продавать свои горшки не только полунищим соседям, но и везде, где властвует Рим? С римскими легионами, охраняющими ваши границы, вы обретете достаток и уверенность в завтрашнем дне.
– Это пустые слова! Что произошло с атватуками? С эбуронами? С моринами? С нервия-ми? Их ограбили! Истребили! Продали в рабство!
Цезарь вздохнул, отвел правую руку в сторону, левую спрятал в складках тоги.
– У всех этих племен был шанс, – возразил он спокойно. – Они нарушили наши догово-ренности и предпочли им войну. Хотя дешевле было бы подчиниться в обмен на гарантирован-ную спокойную жизнь, на избавление от наскоков германцев, на сохранение своих традиций. |